– Перестань себя изводить, папочка, – Таня обняла его ипоцеловала. – Ты же сам говорил, что там все безнадежно.

– Было бы безнадежно, я бы не стал резать, – пробормоталМихаил Владимирович и выпустил дым из ноздрей. – Сердце остановилось, прямо настоле. Просто выключилось, здоровое в общем-то сердце. Человеку тридцать четырегода. Ему бы в деревню. Молоко, яйца, свежий воздух. Авось бы еще лет сорокпрожил.

– Больной с туберкулемой в правом легком, – объяснила ТаняФедору, – истощен был страшно, капсула могла вскрыться в любой момент, иначалась бы скоротечная чахотка.

– Мгм. Теперь уж не начнется, – профессор тяжело вздохнул. –Ладно, Федя. Я так понимаю, ты приехал за мной? Там по-прежнему жаждут чудес?Надо бы им объяснить, что я не волшебник.

Таня вернулась в лазарет, у нее еще не закончилосьдежурство. Федор и Михаил Владимирович пешком пошли до Второй Тверской. Путьбыл долгий, на улице они могли говорить спокойно, никто их не слышал.

– Что за история с раненым есаулом? – спросил Федор.

– А, до тебя уже дошли слухи? Ну, в общем, был старик стремя пулевыми ранениями в брюшную полость. Он пришел ночью, я сделал всенеобходимое, вытащил пули. Старик оказался удивительно крепким. Он говорил, чтоего станут искать, и на всякий случай мы вместо пулевых ранений записалиножевые. Он нес какой-то бред, будто бы его расстреляли на Лубянке, бросили вгрузовик как труп, но колесо отвалилось, грузовик встал, и ему удалосьвыбраться.

– Боюсь, это вовсе не бред. Он вам сказал, кто он, откуда?Вы имя его знаете?

– Он назвался Иваном Осиповым, кажется. Никаких документовпри нем не было. Как назвался, так и записали.

– Ладно, Бог с ним. А что Кудияров? Почему вы вдруг уложилиего в больницу?

– О, это было бы смешно, когда бы не было так грустно.Кудияров требовал дать ему эликсир молодости, грозил револьвером, шантажировалкак раз этим моим раненых. Никаких разумных доводов не слушал. Пришлосьразыграть спектакль. Я рассчитывал на эффект плацебо, приготовился влить емуизотонический раствор, однако не успел. В самый ответственный момент явилсятвой приятель Фима. Думаю, дальнейшее тебе известно.

– Да, – кивнул Федор, – известно. Кудияров расстрелян. ПетеСтепаненко удалось исчезнуть. Есаулу тоже. Но остался документ, донос на вас ина Таню, касающийся как раз этого есаула.

– Я видел. Кудияров показал мне. Писала Аграфена Чирик, подего диктовку. Угораздило несчастную женщину влюбиться в такого мерзавца.Неужели эта бумажка что-то значит?

– Представьте, да. Есаул был деникинским связным.

– Но я же не знал этого.

Федор посмотрел на него и покачал головой.

– Можно подумать, если бы вы знали, не стали бы вытаскиватьпули, а сразу позвонили бы в ЧК! Михаил Владимирович, вам пора уж увольнятьсяиз лазарета. И вам, и Тане.

– Даже так? Любопытно, и где же мы станем работать?

– Вы должны составить список всего, что необходимо для новойлаборатории. Они готовы предоставить любое помещение, дать ассистентов скольконужно. Впрочем, если хотите, лабораторию можно на первое время обустроить дома,как было раньше. Числиться вы будете в штате кремлевского Медсанупра. Паеквысшей категории. Таня истощена до крайности. Пусть учится и помогает вам влаборатории. Этого с нее довольно. Я сказал им, что главный ваш ассистент –она. Без нее вы работать не сможете.

– Федя, погоди, у меня есть время подумать? Ну хоть немного.

– Нет. Сейчас уж нет. Я должен ответить сегодня. Проститеменя. Я тянул, сколько мог.

– Да, я понимаю. Ну а если попробовать сбежать, спрятаться?

– Невозможно. – Федор резко остановился, сжал локотьпрофессора и быстро, на одном дыхании, проговорил: – Михаил Владимирович, явиноват, привез вас к нему в самый неподходящий момент.

– И теперь я знаю страшную тайну, – профессор хриплорассмеялся. – Нет никаких пуль. Покушение инсценировано. Федя, но ведь не яодин знаю. К нему ходят доктора толпами. Бюллетени печатаются каждый день,кстати, в них ахинея полнейшая, любому фельдшеру это ясно. А под ахинеейподписи известных профессоров.

– Михаил Владимирович, это вовсе не ахинея. Речь идет очуде, о таинственном исцелении великого вождя. Правды никто никогда не узнает,расчет весьма точный. Они отлично разбираются в человеческой психологии. К томуже единственный ненадежный свидетель уничтожен, об этом они позаботились.

– Вы имеете в виду ту несчастную слепую женщину, на которуюони все свалили?

– Помните, вы спрашивали, чем так пахнет? Именно в тотвечер, третьего сентября, Фанни Каплан расстреляли, а потом сожгли труп иразвеяли пепел.

– Почему это сделали так поспешно, прямо на территорииКремля?

– У них не было времени. Дзержинский вернулся из Питера.Свердлов не хотел, чтобы состоялась их встреча, чтобы Феликс успел допроситьКаплан.

Михаил Владимирович тихо присвистнул.

– Поразительно. Мне не приходило в голову, что там, внутриих шайки, все так сложно и запутанно. Мне казалось, они все заодно.

– Нет, вовсе нет. Они боятся друг друга больше, чем внешнихсвоих врагов. Довольно часто они друг друга убивают. Володарский, Урицкий. Этоих работа.

– Да, надо отдать им должное, работа блестящая. Но все-такия не понимаю. Они расстреливают тысячи людей, в Серебряном Бору, в Сокольниках.Трупы зарывают в братских могилах или развозят по больницам, бросают во дворе.Теперь уж даже брезентом не прикрывают. С чего это вдруг понадобилось жечь трупэтой несчастной женщины, да еще у себя под окнами?

– Чтобы исключить возможность эксгумации. Никто не долженузнать о ее слепоте, глухоте, о том, как она выглядела. Никто, никогда. Онаслучайный человек. К тому же сумасшедшая. Она была влюблена в некоего террориста,фамилия его Гарский, из-за него она попала на каторгу шестнадцатилетнейдевочкой, многие годы его любила. Этот Виктор Гарский – близкий знакомыйСвердлова. Вот и возникла блестящая идея. Фанни передали весточку от Гарского,будто он назначил ей свидание на Серпуховке, у завода Михельсона. Она простостояла за воротами и ждала. Еще был человек, который выстрелил в воздух. МатросПротопопов, левый эсер. Не знаю, что они соврали ему, да это и не важно. Егосразу схватили и убили. Он сумасшедшим не был, хотя пил крепко. Кстати, вовремя так называемого левоэсеровского мятежа именно он разоружил Дзержинского вштабе Попова.

– Мятеж, вероятно, тоже был инсценировкой?