Оторвавшись от ее губ, я посмотрела ей прямо в глаза и спросила:

– Значит, вот в чем дело, Тиль?

– Да! Да-а-а! С того первого дня, когда… А, черт, когда я впервые выкупала тебя…

Этим вечером мигранты, покидающие звездолет на Ботани-Бей, устраивали представление для пассажиров первого класса в большой гостиной. Капитан объяснил мне, что это своего рода традиция и что пассажиры первого класса обычно делают благотворительные взносы в помощь колонистам, но это не обязательно. По традиции, он сам тоже присутствовал в зале, и я, сидя рядом с ним, не упустила случая пожаловаться на недомогание. Я добавила, что мне, возможно, придется отменить мои экскурсии, и слегка поворчала по этому поводу.

Он сказал, что, если я себя недостаточно хорошо чувствую, я, конечно, не должна подвергать себя риску оказаться на поверхности чужой планеты, но… Не стоит переживать, Ботани-Бей – не лучшее местечко во Вселенной, остальная часть путешествия намного интереснее. «Так что путь хорошей тефочкой, штопы мне не нушно пыло запирать тепя в каюте».

Я сказала, что, если мой животик не перестанет себя вести, как сейчас, запирать каюту не придется – полет на Аутпост был ужасен, меня мутило всю дорогу, и больше я не буду рисковать. Чтобы наглядно подтвердить свои слова, я почти не притронулась к еде за ужином.

Шоу было дилетантским, но очень веселым – немного танцев, но в основном хоровое пение: «Привяжи меня к кенгуру», «Вальс Матильды», «Ботани-Бей» и, во время выхода на бис, «Грохочущие ставни». Мне все понравилось, но я бы моментально забыла все, что слышала, если бы не мужчина во втором ряду хора, показавшийся мне знакомым.

Я смотрела на него и думала: Фрайди, неужели ты превратилась в глупую безалаберную потаскушку, которая даже не помнит, спала она с человеком или нет? Он напомнил мне профессора Фредерико Фарнези, но… Он носил густую бороду, а Фредди был чисто выбрит, что, конечно, ровным счетом ничего не значило, поскольку прошло достаточно времени с нашей встречи, чтобы отпустить бороду. Почти всех мужчин рано или поздно охватывает безумие – и они начинают отращивать бороды. Но из-за этой дурацкой бороды я никак не могла определить, он это или не он. Этот мужчина ни разу не спел соло, поэтому опознать по голосу я не могла.

Запах? Нет, на расстоянии в тридцать метров в толпе хористов невозможно выделить его среди десятка других.

Мне жутко хотелось плюнуть на все этикеты, встать, пройти прямо через танцпол, подойти к нему и спросить:

– Это ты, Фредди? Не ты ли затащил меня в постель в Окленде в мае прошлого года?

Но что, если он скажет: «Нет»?

Я обыкновенная трусиха, поэтому все, что я сделала, – это сказала капитану, мол, вроде бы, увидела среди мигрантов старых знакомых из Сиднея, и:

– Как бы мне это выяснить?

В результате я написала на программке: «Федерико Фарнези», капитан отдал ее казначею, казначей – своему помощнику, тот вышел и вскоре вернулся с докладом: среди мигрантов есть несколько итальянских имен, но ни одно имя (итальянское или не итальянское) в списке и близко не похоже на «Фарнези». Я поблагодарила его, поблагодарила казначея, поблагодарила капитана и… Хотела было уже попросить их проверить «Тормей» и «Перро», но поняла, что это просто глупо. Среди пассажиров я не видела ни Бетти, ни Жанет, а уж они-то никак не могли отрастить бороды. Могла ли я увидеть знакомое лицо в тех зарослях? Наверняка нет. Приклейте любому мужчине бороду на лицо – и от лица останутся сущие пустяки.

Видимо, все эти байки про психованных беременных баб – чистая правда.

По корабельному времени было два часа ночи. «Форвард» выскочил в нормальное пространство вовремя – в одиннадцать утра, – и расчеты оказались настолько верны, что мы должны были выйти на стационарную орбиту вокруг Ботани-Бей в семь сорок две – то есть на несколько часов раньше, чем предполагалось. Меня это не обрадовало, потому что из-за ранней отправки посадочного бота пассажиры, скорее всего, примутся бродить по коридорам среди ночи, но… Выбора не было – второго случая не будет.

В последнюю минуту я закончила все приготовления, чмокнула на прощание Тилли, погрозила ей пальцем, чтобы она не шумела, и вышла из каюты «ББ».

Мне нужно было пройти далеко на корму и спуститься вниз на три палубы. Дважды я замедляла шаг, чтобы не наткнуться на ночной патруль, а один раз пришлось нырнуть в поперечный проход, чтобы избежать встречи с одиноким пассажиром. Пришлось идти до следующего перекрестка, чтобы вернуться к правому борту. Наконец я добралась до короткого коридорчика, ведущего прямо к пассажирскому шлюзу правого борта.

И увидела, что там меня поджидает Мак-Пит-Персиваль.

Улыбнувшись и прижав палец к губам, я быстро подошла к нему и, ни слова не говоря, врезала пониже уха. Потом подхватила его обмякшее тело, осторожно опустила на палубу и занялась кодовым замком. Черт!.. В темноте было невозможно разглядеть ни одной цифры на диске даже с моим усиленным ночным зрением – в коридорах работало только дежурное освещение, а в этом коротком тупичке не было вообще никакого. Я дважды набрала код и оба раза промахнулась. Что же делать? Вернуться в каюту «ББ» за фонариком? У меня его, вообще-то, и там не было, но, может, есть у Тилли. Если нет, то что? Ждать утра, когда станет светло? Это было неразумно, в это время тут будут ходить толпы народа. Но есть ли у меня выбор?

Я проверила Пита – без сознания, но сердце бьется ровно… Тебе повезло, Пит: если бы я вышла в полный овердрайв, ты был бы мертв. Я обыскала его и нисколько не удивилась, когда нашла ручку-фонарик, – ничего странного: мисс Богатой Сучке, конечно, не нужна такая дребедень, а вот ему для работы (в смысле, для слежки за мной) фонарь мог пригодиться.

Через несколько секунд я открыла дверь. Я втащила Пита внутрь и заперла за ним дверь, покрутив штурвал сначала по часовой стрелке, а потом – против. Затем я обернулась, увидела, что у Пита дрогнули ресницы, и врезала ему еще раз. Потом пошла сплошная морока: Пит весил килограммов восемьдесят пять – не так уж много для мужчины. Но это на двадцать пять килограммов тяжелее моего собственного веса, и он намного крупнее меня. Том говорил, что на корабле поддерживается искусственная гравитация 0,97 g, что соответствовало силе тяжести на Ботани-Бей, но в эти минуты мне хотелось полной невесомости или иметь под рукой антиграв, потому что Пита нельзя было здесь оставлять – ни живого, ни мертвого. Я умудрилась взвалить его на плечо (говорят, что так вытаскивают людей из огня пожарные), но быстро поняла: если я хочу что-то видеть впереди и иметь свободную руку, чтобы открывать двери шлюзов, мне нужно зажать ручку-фонарик в зубах, как сигару. Если бы не бесчувственное тело на моей шее, я, конечно, сориентировалась бы и в полной темноте, но с Питом… Без фонарика мне не обойтись.

Лишь один раз свернув не туда, я наконец попала в огромный грузовой трюм, который казался еще больше, когда его кромешную тьму прорезал единственный лучик моего фонарика. Я не ожидала, что тут будет полная темнота, – я думала, что посадочный бот освещен дежурными огнями, как и весь корабль, с полуночи до шести ноль-ноль. Наконец я добралась до укрытия, которое облюбовала накануне, – турбогенератор «Вестингауз».