Придон вспомнил старые слухи, что род Гормедов, во владениякоторых приехали, идет от горного медведя. Горные медведи впятеро крупнеелесных, а силы вовсе неимоверной. Якобы однажды девки собирали в лесу ягоды,одну утащил медведь, найти не удалось, только через год как-то охотникинаткнулись в отсутствие хозяина на берлогу в скалах, а там обнаружили молодуюбабу с ребенком и медвежонком. Всех троих забрали и привезли ко двору тцара.Тот подивился чуду, велел бабу определить на кухню, ее детей воспитывали средичеляди и дворцовой стражи. Мальчишка рос на диво могучим, свирепым. Медвежонокему не уступал, но его пришлось в конце концов отпустить в лес, слишком многихпокалечил. Зато выросший сын медвежий стал принимать участие в боях, отличился,ему дали свой небольшой отряд, а для прокорма – деревушку… С той поры, говорят,и пошел род Гормедов, могучих воинов, которые оставались в родстве и великойдружбе с медведями, своей родней.

Антланец свое прозвище получил, по слухам, еще в молодости,когда с небольшим отрядом удальцов спустился в долину и прошел огнем и мечом поланам местного воинственного племени антов, пожег, истребил, а на оставшихсяналожил тяжелую дань и обязательство посылать им по пять девственниц в горы.Анты, впервые получив такой жестокий урок, теперь не пытались перечить народугормедов ездить через их земли в Куявию или Артанию.

– А ты еще не совсем… не совсем… – прохрипел наконецАнтланец.

– Да и ты… – ответил Аснерд полузадушенно, – ещене рассыпаешься… как трухлявый пень…

Огромный, тяжелый, Антланец напоминал горного медведя ивытянутой клином головой, и маленькими глазками, и длинным торсом с короткимикривыми ногами. Сейчас он двигался несколько неуклюже, но в бою старый воевода,по слухам, преображается: бегает как лось, прыгает как коза, может залезть наровную и гладкую сосну, а в бою у него словно бы вырастает по четыре руки. Ивсе – с топорами.

Антланец наконец отпустил Аснерда, косолапо переступил сноги на ногу, раскинул руки:

– Придон!

Треугольная морда кое-где поросла шерстью, но вообще-то лицовоеводы было гладким, до багровости прокаленным солнцем, морозами, встречнымветром и суровой жизнью на заставах и кордонах. Придон соскочил с коня, Констперехватил оба повода, Придон заставил себя радостно улыбнуться, ибо сказано,что дети и вообще младшие обязаны принимать от родителей и старших все «сприятным выражением лица», то есть радостно, даже если щас кости затрещат…

Сам Антланец вблизи напоминал массивную глыбу с натянутойшкурой: никаких выступающих мышц, никакой стати, просто движущаяся скала, чтокрушит и ломает все на пути. Голова прямо на плечах, отчего ею почти недвигает, а поворачивается всем телом, но делает это редко, будто медвежьимнюхом и так знает обо всем, что за спиной, по бокам и даже в ближайших домах.

Обнялись, Придон задержал дыхание, Антланец обнял сгрубоватой нежностью, отстранил, всмотрелся, но, когда Придон перевел дух,Антланец снова прижал к груди, воскликнув: – Боги, как же ты похож на своюмать… и на того дива, что носится в снежные бури по здешним горам!

В глазах Придона было темно, он слышал свой голос, что-тожалобно мявкающий. Потом их всех повели в дом, там теплый сухой воздух,пляшущие языки живого огня, в гигантских очагах сгорают целые дубы, и оннаконец перестал чувствовать себя так, словно его пропустили черезкамнедробилку.

Вбежали собаки, толстые, массивные, тяжелые, очень похожиена Антланца. Поглядели на Придона подозрительно и уже высматривая на нем самоевкусное, разделывая взглядами, как мясник корову, тот замер, но Антланецрыкнул, собаки послушно улеглись на роскошную шкуру снежного барса, совсемсвежую, не вытертую.

На широком подоконнике в глиняных горшках распустили красныеи желтые цветы незнакомые растения, тоже толстые, мясистые, раскоряченные.Придон посмотрел на них, потом на Антланца. В окно влетел шмель, закружился надцветами, но и шмель был похож на Антланца.

В комнату роем забежали слуги, от них стало тесно, но, когдасхлынули, как морская волна, что не столько уходит обратно в море, сколькоисчезает в песке, огромный стол уже трещал под тяжестью блюд и умолял поскореевсе это изобилие… убрать.

Антланец пригласил взмахом за стол. Все четверо гостей нестали ждать, пока попросят трижды, расселись, достали ножи. Похоже, Антланец досих пор по-медвежьи не понимал, что даже маленького олененка можно варить илижарить по частям. Осоловевший от еды Придон смотрел, как на стол подавалицеликом годовалого оленя – съели, затем – барашка – съели, потом по гусю накаждого, Придон посмотрел, как управляется Антланец, вздохнул, принялся и загуся.

Готовить у Антланца в самом деле умели. Придон чувствовал,что отяжелел, у Луговика подломятся ноги, но в желудке все еще находилосьместо, там не протестовало, он все принимал, рассовывал по углам, что-тотеснил, укладывал, предчувствуя долгую голодную дорогу впереди.

Когда покончили с осетром, Придон был уверен, что обедпросто не должен продолжаться, уже конец, но перед ним поставили вареникипо-куявски: в сметане, каждый вареник с вишнями, а размером с хлебный каравай,потом особого гуся, выведенного в этой же деревне, – Придон ахнул, решив,что на стол пытаются взгромоздить жареного бычка, гусь лопался от напиханныхвовнутрь яиц и ломтиков жареной печенки, но желудок все это как-то принимал, акогда Придон поднялся из-за стола, он снова с жалостью подумал о своем коне.

– От дела лытаете, – спросил Антланец, – илипросто гуляете?

Он захохотал, наконец-то, подумал Придон, он уже сгорал отнетерпения. Что за мучитель придумал обычай, что нельзя начинать о деле, покасам хозяин не спросит? Не так уж и проголодались… Сейчас он просто уверен, чтоим есть не хотелось вовсе.

– Мне нужен меч бога Хорса, – начал он просто.

Антланец смотрел, вытаращив глаза, потом гулко захохотал.Толстые щеки, однако, не колыхались, как и живот, словно весь Антланец высечениз одного куска скалы.

– Меч бога Хорса? – переспросил Антланец,хохоча. – Только и всего?

– Да, – ответил Придон сердито. – Мне самомунеловко беспокоить тебя по такому пустячку, но что делать, ты ближе всех к егорукояти. Она где-то здесь, в горах… Предполагают, что в местах, где логова илилежбища дивов. Понимаешь, ножны я уже… а здесь где-то рукоять…

Антланец слушал и похохатывал, но, когда Придон небрежнообронил, что ножны он уже, ахнул, вытаращил глаза. Аснерд нагло захохотал,Вяземайт скромно опустил глаза, пряча довольную усмешку. Антланец звучнохлопнул в ладони. Дверь тут же открылась, блеснули обнаженные мечи, виднагруппа стражников, но все остались на местах, через порог переступил старик сседой бородой, на голове остроконечный колпак, с плеч ниспадает длинная мантияс хвостатыми звездами и странными знаками.

По знаку Антланца он подошел к Придону, долго рассматривалножны у того за спиной. Губы старца шевелились, глаза как прикипели к ножнам,потом уставились в пространство, а губы задвигались быстрее. Дважды Придонапосещало чувство, что горный маг снимает с него шкуру. По коже прошла холоднаяволна свежего воздуха. Затем чародей отступил, Придон впервые услышал его тихийбархатный голос: