Фу Хэнъян пристально посмотрел на него и ответил невпопад:

— Не то, чтобы я не могу понять, у меня нет уверенности, чтобы сказать, что понимаю… Хозяин Ли, эти трое: Ли Ляньхуа, Ли Сянъи и я сам.

— Ли Сянъи? — опешил Ли Ляньхуа. — Он тоже на пике Сяоцин?

Фу Хэнъян запрокинул голову и рассмеялся.

— Раз уж он похоронен на этой горе, то можно сказать и так. Ли Сянъи был невероятно упрямым, больше всего ненавидел фальшь, но любил похвалы и лесть, обращался с людьми холодно и сурово, ставил себя выше других — очевидно, что это шло от легкомыслия и сомнений, свойственных юности. Я потратил год на изучение всех поступков Ли Сянъи, этого человека заслуженно можно назвать “высокомерным”, и если бы он дожил до сегодняшнего дня, то наверняка значительно превзошёл бы свои успехи, вот только во всех его поступках столько противоречий, и раз он сам сомневался, разумеется, я тоже не осмеливаюсь заявить, что понимаю его.

— Вы хорошо разобрались в нём, — горько усмехнулся Ли Ляньхуа.

— А вы, хозяин Ли… Я никогда не верил, что можно вернуть к жизни мёртвых, но кое-то прославился именно этим, кроме того, в последнее время в цзянху произошло множество загадочных убийств, и вы всегда имели отношение к поимке преступника. И когда такой человек несколько дней спит, это невольно наводит на мысли о дремлющем Чжугэ, который только и ждёт, что кто-то трижды посетит его хижину.*

Здесь отсылка к “Троецарствию”: Чжугэ Ляна называли “Дремлющим драконом”, также говорилось, что он спит целыми днями да возделывает огород. Лю Бэй трижды приходил в его хижину, но только на третий раз застал Чжугэ Ляна дома и обрел советника.

Только и ждёт, что кто-то трижды посетит его хижину? Ли Ляньхуа сухо рассмеялся.

— Просто погода в последнее время хорошая, а на этом кресле весьма удобно лежать, так что…

— Хозяин Ли — скрытный человек, я не решаюсь сказать, что понимаю вас, — перебил его Фу Хэнъян.

Несмотря на слова “не решаюсь сказать, что понимаю вас”, Ли Ляньхуа услышал в его тоне непоколебимую уверенность, и возразить было трудно, так что пришлось с неохотой признать себя “скрытным дремлющим Чжугэ, который только и ждёт, что кто-то трижды посетит его хижину”. Он вздохнул.

— Почему же вы и себя не понимаете?

— Я из поколения безумцев, — без прикрас сказал Фу Хэнъян. — Сейчас я возглавляю “Зал ста механизмов” для ордена “Сыгу”, но если “Сыгу” будет с каждым днём становиться всё сильнее, сложно сказать, останутся ли мои помыслы о благополучии цзянху столь же чистыми, как ныне.

— Тогда вы решите захватить Поднебесную, подражая Ди Фэйшэну? — слабо усмехнулся Ли Ляньхуа.

Фу Хэнъян покачал головой и вдруг расхохотался.

— Не знаю — поэтому и говорю, что не понимаю сам себя… Ха-ха-ха-ха…

Ли Ляньхуа тоже поспешно рассмеялся вместе с ним.

Смех Фу Хэнъяна резко оборвался, он бросил проницательный взгляд на Ли Ляньхуа.

— От моих глаз не укрылось, что вы человек незаурядный. Пик Сяоцин — место возрождения ордена “Сыгу”, здесь нет места нарушителям, и неважно, что вы замышляете, если вы пойдёте против правил ордена, прошу, хозяин Ли, хорошенько подумайте — к тому же, здесь есть я.

Слушая его, Ли Ляньхуа покивал.

— Согласен, всё верно… — серьёзно сказал он.

Фу Хэнъян взмахнул рукавами.

— И ещё… Если хозяин Ли считает себя невероятно быстрой лошадью, что не видала просвещённого государя и потому не желает проявлять свои таланты, то Фу Хэнъян готов стать Бо Лэ*. Орден “Сыгу” в плачевном состоянии и нуждается в способных людях, хозяин Ли обладает величайшими навыками и может внести большой вклад в дело, о котором в цзянху будут помнить веками.

Отсылка к идиоме “Бо Лэ оценил лошадь”. Согласно китайской легенде, изначально Бо Лэ было именем бога, ответственного за небесных лошадей. Он мастерски определял качества лошади по её внешнему виду. Идиома используется для обозначения тех, кто способен распознать у людей редкий талант или открывает для людей возможности продемонстрировать свои навыки.

— Премного благодарен, я не заслуживаю таких похвал… — всё повторял Ли Ляньхуа.

— Я всё сказал, — улыбнулся Фу Хэнъян и ушёл.

— Всего доброго, — поспешно добавил Ли Ляньхуа, дождался, пока Фу Хэнъян отошёл подальше, и тяжело вздохнул: этот советник Фу бесспорно очень умён и талантлив, вот только не слишком готов к роли руководителя…

За окном по-прежнему грело солнышко, он вернулся в кресло, на него снова незаметно навалилась сонливость, он невольно опять прикрыл лицо “Компендиумом о лекарственных средствах” и широко зевнул.

Глава 48. Слеза Гуаньинь

Кан Хуэйхэ, перепрятанную в другом месте Фу Хэнъяном, передали Хо Пинчуану, который и отвёз её в “Сотню рек”, так что Цзяо Лицяо не смогла её увести. Однако она отравила больше десятка человек вокруг покоев Сыма Юя, а самого его захватила в плен и оставила послание: жизнь на жизнь, если за десять дней Сяо Цзыцзинь и Фу Хэнъян не выпустят Кан Хуэйхэ, то получат Сыма Юя порубленным на десять кусков. В цзянху снова начались волнения, все наперебой гадали, с чего Цзяо Лицяо так добра к Кан Хуэйхэ? Однако Фу Хэнъян понимал, что она всего лишь воспользовалась случаем, чтобы устроить провокацию: ей было безразлично, требовать Чжана-третьего или Ли-четвёртого, она лишь хотела надавить на едва возродившийся орден “Сыгу”. К тому же, если у них украдут узницу, это уронит достоинство ордена. То, что ей не удалось захватить Кан Хуэйхэ, можно было считать маленькой победой Фу Хэнъяна, но Цзяо Лицяо собственной персоной беззастенчиво и беспрепятственно разгуливала по пику Сяоцин, и никто не мог её остановить — и это тоже показывало беспомощность ордена “Сыгу”, таким образом, обе стороны остались наравне, никто не сумел одержать верх.

После похищения Сыма Юя Фу Хэнъян погряз в заботах, Сяо Цзыцзинь же всеми помыслами был с Цяо Ваньмянь и не обращал внимания ни на что другое. Не прошло и нескольких дней, как ко всеобщему удивлению, Фу Хэнъян вызволил Сыма Юя, в цзянху тут же посмотрели на возрождение “Сыгу” другими глазами, а Сяо Цзяцзинь испугался. Фан Добин всё больше проявлял интерес к новому ордену “Сыгу”, а Ли Ляньхуа в выделенной ему Фу Хэнъяном “аптеке” выращивал в двух горшках азалии, каждый день поливал цветы, прогуливался, читал и спал — словом, наслаждался жизнью.

К этому времени со свадьбы в Павильоне дикой зари прошло уже больше месяца.

С мужем, известным по всей Поднебесной, отдающим ей все свои силы, нежность и