Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Женщины свирепее тигриц, они могут убить, устроить пожар, совратить, обмануть, родить ребёнка… — разглагольствовал Фан Добин.
Не обращая на него внимания, Цзи Ханьфо скользнул взглядом по лицам соратников: холодному — Шишуя и смеющемуся — Бай Цзянчуня.
— Почтенные господа, сейчас в цзянху ещё не начался хаос, но опасности уже таятся повсюду. Если орден “Сыгу” сумеет привести в готовность знамёна и барабаны, объявиться вновь подобно дуншаньцу*, подавить силы банды Цзяо Лицяо “Юйлун” на севере, удержать монастырь Чицзы на юге и предотвратить возвращение Ди Фэйшэна в цзянху — разве это не будет благословением для всех? — вдруг отчётливо заговорил кто-то снаружи. — После свадьбы героя Сяо мы не ушли, потому что приехали не только нахлебничать несколько дней, а ради того чтобы изложить своё мнение почтенным господам. После гибели старшего Ли Сянъи орден “Сыгу” развалился, тяжело встретить вас всех вместе. Я, Фу Хэнъян — мелкая сошка и слова мои не имеют веса, но если господа пожелают меня выслушать, возможно, сегодня ситуация в цзянху претерпит большие перемены.
“Дуншанец вновь объявился” — вернуться к делам, возродиться. По легенде о том, как отшельник с горы Дун-шань ― бывший крупный чиновник ― Се Ань вернулся к государственной деятельности.
Все, кто был в доме, замерли — у пришедшего был очень молодой голос, и хотя говорил он вежливо, но со свойственными юности горячностью и амбициозностью. Кто же это мог быть? Фан Добин был полон ци, и пусть в комнате шумели, но никто не услышал шагов незнакомца — похоже, его цингун весьма хорош, и человек это незаурядный. Цзи Ханьфо едва заметно нахмурился.
— Входите.
За дверью звонко рассмеялись. На пороге с довольным видом показался стройный, изящный и красивый молодой человек в белом. Лицо у него было незнакомое. Озадаченные, все обменялись растерянными взглядами. Фан Добин несколько раз оглядел гостя с ног до головы.
— Ты кто такой?
Молодой человек сложил руки в приветствие.
— Я — Фу Хэнъян, уже не ученик, но ничем не прославился, сам по себе человек неинтересный, и нет у меня других достоинств, кроме одного — нахальства.
Фан Добин развеселился и издал смешок.
— И этот нахал знает, с кем разговаривает?
— “Фобибайши” имеют громкую славу, как мне их не знать? — серьёзно ответил Фу Хэнъян. — Однако меня господа не знают.
Фан Добин рассмеялся, Бай Цзянчунь тоже хохотнул, Шишуй мрачно стоял в сторонке без тени улыбки на лице.
— Возродить орден “Сыгу” — проще сказать, чем сделать, — ровным голосом произнёс Цзи Ханьфо. — Многие наши соратники уже…
— А я уже подумал за почтенных господ, — перебил его Фу Хэнъян, — для возрождения ордена нужно лишь одно ваше слово.
Фан Добину уже понравился этот Фу Хэнъян, про себя он усмехнулся: во всей Поднебесной мало сыщется людей, которые дерзнут перебить Цзи Ханьфо — этот парень и правда тот ещё нахал!
Цзи Ханьфо не рассердился.
— Вот как? И что же это за слово?
Фу Хэнъян слегка распрямил шею и улыбнулся.
— Всего лишь “хорошо”.
— Хотелось бы услышать подробности, — спокойно сказал Цзи Ханьфо.
— Чтобы возродить орден “Сыгу”, во-первых, нужен глава ордена, а во вторых — некоторое количество последователей. На роль главы ордена я предлагаю героя Сяо Цзыцзиня, наверняка никто не будет против него, что же до последователей… Десять лет назад в “Сыгу” были вы, а сейчас — неужели почтенные господа не смогут привлечь молодую кровь, принять к себе нынешнюю молодёжь цзянху? — Он непринуждённо взмахнул рукавами, и большие ворота Павильона дикой зари со скрипом распахнулись. За ними, у могилы с одеждой Ли Сянъи горели огни. — Я и мои спутники готовы предложить свои планы по восстановлению ордена “Сыгу” и трудиться потом и кровью.
Бросив взгляд наружу, Фан Добин вдруг воскликнул:
— Я знаю, кто ты такой! Ты — “Юный безумец”, столь же известный, как “Божественная игла Жуянь” Гуань Хэмэн!
— Что вы, что вы! — расхохотался Фу Хэнъян. — Я никогда не стал бы путаться с Гуань Хэмэном.
Цзи Ханьфо бросил холодный взгляд на этого “Юного безумца”, чья слава в цзянху взлетела всего за несколько месяцев — его план возрождения ордена бесспорно можно было назвать “безумным”. Только сейчас в “Фобибайши” нет единства, Ди Фэйшэн и Цзяо Лицяо хорошо подготовлены, в цзянху сложная ситуация, если бы это было так просто… Он ещё размышлял, как неожиданно кто-то приподнял бамбуковую занавеску, мелькнула тень, и дрожащий голос произнёс:
— Хорошо!
Бай Цзянчунь с Шишуем были потрясены, Цзи Ханьфо ещё больше одеревенел.
— Госпожа Сяо!.. — ахнул Фан Добин.
Цяо Ваньмянь вышла из комнаты. Фу Хэнъян звонко рассмеялся.
— Отлично! Господа, слова прочнее гор! С этого дня мы всемером посвятим себя ордену “Сыгу”, и если положим жизни ради свершения великих дел в цзянху, нисколько не пожалеем!
Фан Добин согласно ударил по столу и воскликнул:
— Отличный настрой! В возрождении ордена “Сыгу” и я приму участие!
Цзи Ханьфо нахмурился. С тяжело вздымающейся грудью, Цяо Ваньмянь медленно обвела светлым взором всех присутствующих, но в глазах её по какой-то причине плескалась печаль. Наконец, Бай Цзянчунь вздохнул.
— Что ж, и я, толстяк, приму участие в восстановлении “Сыгу”.
— А когда ты успел выйти? — мрачно спросил Шишуй.
Бай Цзянчунь делано хохотнул.
— Виноват, виноват, очевидно, что мы и так последователи ордена, и останемся ими даже в загробной жизни.
Цзи Ханьфо наморщил лоб и долго молчал. С ресниц Цяо Ваньмянь сорвались слёзы и упали в землю прямо перед её расшитыми туфельками.
— Цзыцзинь… наверняка с радостью станет первым главой… — прошептала она, уже с мольбой в голосе.
Ты желаешь не возрождения ордена, а лишь гонишься за тенью Ли Сянъи. Цзи Ханьфо прекрасно понимал это. Сяо Цзыцзинь всегда был непомерно честолюбив и не считался с людьми, и хотя последние несколько лет сдерживал свой нрав, но на то, чтобы сделать его единственным главой ордена, Цзи Ханьфо согласиться не мог. Видя печальное лицо Цяо Ваньмянь, он долго молчал, а потом бесстрастно сказал:
— Возрождение ордена следует тщательно обдумать.
Его слова вызвали у всех нетерпеливое волнение — ведь это всё равно что “Фобибайши” одобрили начинание. Обрадованный, Фу Хэнъян запрокинул голову и протяжно свистнул — за могилой с одеждой Ли Сянъи загорелось множество огней, десятки молодых людей выстроились рядами и ведущие их шестеро хором проговорили:
— По заветам старшего предшественника мы пройдём через огонь и воду, ни о чём не сожалея!
Боевое мастерство этих шестерых было довольно высоким, от их слов по горам прокатилось