этот момент Сафар вдруг вспомнил, и его прошиб холодный пот. Ему пришлось схватиться за стол, чтобы удержаться на ногах. Должно быть, он сильно побледнел, потому что Алия с тревогой подалась вперёд.

– Родной, сердце прихватило? Воды принести?

– Нет… нет… – облизнув пересохшие губы, Сафар сел за стол и обхватил голову ладонями.

Алия села напротив, вглядываясь в его лицо, и терпеливо ждала. Рассказать даже ей было слишком страшно.

– Я подвёл царевича, – упавшим голосом сказал староста. – Соломенная моя башка, старая, как же я мог забыть…

– Сафар, расскажи, – твёрдо, отрезвляюще велела ему жена.

И он рассказал – про то, как закопали у реки убитую танцовщицу и как Мисра надела ей на шею своё ожерелье из крупных стеклянных бусин. Разве можно было заподозрить в украшении грозное оружие? Но военачальник говорил, что яд был в фиале из тончайшего стекла или же в бусине. А он не придал значения посмертному подарку и совершенно забыл о нём. Но, с другой стороны, ведь и солдаты, закапывавшие танцовщицу, ничего не заметили, а потом не вспомнили…

– Ты уверен? – тихо спросила Алия.

– Нет, но… Боги, страшно-то как… Нужно выкопать тело девушки и убедиться.

– Дождёмся наступления темноты. Сыновей попросим, – кивнула женщина. – В селении пока никого тревожить не станем, но я предупрежу Дарею, чтобы приглядела за Мисрой.

– Если это правда… если она – несостоявшаяся убийца нашего царевича… – чуть слышно прошептал Сафар и поднял на жену расширившиеся от ужаса глаза. – Ты понимаешь, что с нами будет?

– Спокойно. Если это так – направим к царевичу гонца. Попросим рэмеи, чтоб дали одного из их коней. Наши-то лошади только телегу на ярмарку тащить пригодны.

«Золотистое стекло. Если вспомнишь что – дай знать».

Его восприятие расслоилось. Он слышал, что говорила жена, и голос царевича одновременно звучал в его ушах.

– Надо старосту встретить…

– Об этом не беспокойся, главное, тревогу свою им не показать, – сказала Алия и погладила его по руке. – Всё образуется. Оправдай доверие царевича, мой будущий градоправитель. От этого зависит всё.

День выдался тяжёлым – пока встретили гостей и обсудили насущные дела, настал вечер. Весь день нутро Сафара сковывал страх, так что ему тяжело было сосредоточиться на разговорах, хотя он изо всех сил пытался держать себя в руках. Благо Алия подхватывала нить беседы, когда требовалось. Что ж, по крайней мере, отряды добрались до предместий города благополучно, и по дороге люди встречали их радушно. Не зря Сафар распространял вести с таким усердием.

С наступлением ночи, когда темнота стала почти непроглядной, староста в сопровождении двух своих сыновей отправился к реке. В скудном свете масляного светильника они нашли место – к счастью, Сафар запомнил его, потому что именно здесь нашёл тогда Мисру и именно отсюда до смерти боялся идти на доклад к царевичу. На берегу они обнаружили большую змею, свернувшуюся беспорядочными кольцами. Змея, правда, оказалась мёртвой. Сафар не знал, счесть это хорошим знаком или плохим, а потом вспомнил, что у одной из танцовщиц – вроде бы, как раз у этой, у Хинны, – был змей. Но змей всё-таки не пёс, преданностью вряд ли отличался… хотя кто их разберёт.

Без особого энтузиазма, но довольно быстро, мужчины раскопали свежее захоронение. Земля не была достаточно утрамбована, да и закопали танцовщицу неглубоко.

Девушка казалась хрупкой и очень несчастной, свернувшись в своей скромной могиле с коленями, прижатыми к груди. Жаркий воздух и влажная почва боролись за власть над её плотью. Она иссыхала и вместе с тем разлагалась, но лицо её пока ещё сохранило тень былой красоты.

На её шее Сафар увидел то самое ожерелье – прощальный подарок Мисры. В темноте цвет украшения был плохо различим.

– Ты уж прости, красавица, что забираю твою последнюю драгоценность, – со вздохом прошептал он. – Но так много зависит от этого…

Его пальцы путались в сухих потускневших волосах, пока он аккуратно развязывал шнурок, крепивший бусины вокруг тонкой шеи танцовщицы. Получилось не сразу. Потом Сафар спрятал бусы за пазухой и отёр руки об одежду. Всё же касаться мёртвого тела было неприятно и по-своему жутко, хотя девушку было очень жаль. Добротный рэмейский кинжал, вложенный в её руку, он трогать не стал. Сокровища мёртвых должны были оставаться с мёртвыми. Наверное, ей было приятно, что с ней осталось что-то от её солдата.

Вместе мужчины вновь закопали тело и вернулись в деревню. Дома при свете уже нескольких светильников Сафар как следует рассмотрел бусы. Стекло некоторых бусин, чередовавшихся с остальными в узоре, при ближайшем рассмотрении оказалось хорошего качества, и, увы, неотвратимо, безжалостно золотистым…

– Працит, иди к рэмейским воинам, – велел он младшему сыну. – Проси дать тебе коня. Скажи, что у тебя для царевича срочные новости, которые не могут ждать.

Алия завернула в отрез ткани злосчастные бусы.

– Это передашь нашему господину, – мягко добавила она. – Расскажи ему, где мы нашли ожерелье.

Молодой охотник спрятал свёрток под одеждой и кивнул.

– А с живой танцовщицей что делать будем? – хмуро спросил Титос, старший сын старосты.

Той же ночью они пришли в дом кузнеца, перебудив всю семью, но Мисры там уже не оказалось. В комнате, завернувшись в тонкое одеяло, лежала младшая сестра хозяйки дома, делившая с девушкой помещение после злосчастного побега двух танцовщиц. Её шея была перетянута тонким поясом, а на лице застыли ужас и неверие.

Дарея завыла от боли. Упав на колени рядом с мёртвым телом, она прижала его к груди, словно укачивая. Побледневшая Алия прижала ладонь ко рту, чтобы не закричать. Мужчины сплёвывали проклятия.

Титос опомнился первым.

– Брат ещё не уехал, – быстро сказал он. – Нужно, чтобы он и эту новость передал царевичу. А мы пока обыщем окрестности. Возможно, девицу удастся перехватить.

Сафар коротко кивнул. Он почувствовал вдруг, что был уже очень стар, гораздо старше, чем ему казалось.

⁂

Леддна расположилась у скалистых холмов. Такими была изрезана вся Лебайя, лежавшая близко к горному хребту Маэлдаз. Во многом природные границы определяли и историческую обособленность областей этой страны друг от друга. На северо-западе, ближе к горам, где климат был мягче, выращивались обширные оливковые рощи, на которых обогатилось уже не одно поколение градоправителей. Леддна же принадлежала к тем городам, что жили торговлей и богатством своих северных соседей похвастаться не могла. Однако на оборону своих границ градоправитель не скупился, бдительно оберегая город от посягательств. Все города Лебайи были построены по схожему принципу, но если более богатые могли похвастаться двумя крепостными стенами, то Леддне пришлось ограничиться одной – той, что опоясывала акрополь, верхний город, в котором располагались дворец градоправителя, храм и