– Поезжайте одни, – коротко приказал он Хасару.

Дождавшись, когда все отъехали, он взглянул на анду. Тот медленно приближался к нему, все так же улыбаясь. Вглядевшись ему в лицо, Тэмуджин понял, что тот с утра выпил не одну чашу крепкого.

– Как поживаешь, анда? Готовишься к кочевке?

Тэмуджин пожал плечами.

– Скоро кочевать.

– Да уж… Ну что, вместе и покочуем, как договаривались?

Тэмуджин удивленно посмотрел на него.

– Ну, если хочешь, давай покочуем вместе… – сказал он и, помедлив, спросил: – А ты больше ничего не хочешь мне сказать?

– А что же еще? – Тот развел руками. – Я пришел поговорить о кочевке, спросить, выедем вместе или как…

Поразмыслив, Тэмуджин сурово взглянул на него.

– Ты не хитри со мной, анда. Лучше скажи мне прямо, что у тебя за дела с Алтаном и другими? Для чего вы привели сюда борджигинов?

– А-а, ты об этом. – Джамуха сплюнул в сторону. – Ты только пойми правильно, как все получилось… Приезжает ко мне Алтан со своими и говорит, мол, татары разгромили наших на Ононе, Таргудай не может их спасти, он сам боится татар, поэтому борджигины хотят вступить под твое знамя, и еще просят, чтобы я стал у них ханом. Ну, я же не буду отталкивать соплеменников в таком положении. Сказал им, что пусть поживут рядом, а ханом – посмотрим. Ну, они уехали, с тех пор я их не видел. Да мне никакой разницы нет, быть у них ханом или нет, но раз они пришли ко мне искать спасения, то и пусть живут, верно ведь?

– Верно, – бесстрастно промолвил Тэмуджин и снова задумался.

«Едва ли он в точности рассказал, как было на самом деле, – размышлял он. – Но и совсем не поверить ему пока не видно причины. Главное, он сам пришел ко мне, значит, не так уж далеко у них там зашло…»

– А что же ты мне не сообщил об этом? – спросил он. – Сколько дней прошло, а ты ни разу не пришел, ни слова не сказал об этом.

– Это Алтан просил не говорить тебе. Да и я подумал, что тебе неприятно будет, что борджигины не к тебе, близкому человеку, а ко мне обратились. Думал потом рассказать… Ошибся я, прости, анда.

Тэмуджин сразу почувствовал на душе облегчение. «Ладно, хоть как-то разрешилась эта смута, прояснилось все», – подумал он.

– Ну, что, анда, покочуем вместе, или ты уже не хочешь со мной быть? – спросил Джамуха.

– Почему же, – улыбнулся Тэмуджин. – Давай вместе, как и договаривались.

– А давай завтра и тронемся!

– Но ведь день еще не подошел.

– А чего нам на это смотреть? Другое дело, когда на зимние пастбища кочуешь, там всякое может быть – снега, бескормица, или когда на войну идешь. Когда мы с тобой пошли на меркитов, ни на какие дни не смотрели, лишь бы твою жену спасти. А тут все дело – за реку перекочевать, а впереди лето…

У Тэмуджина потеплело в груди, когда тот упомянул о спасении Бортэ. «Все же он мне помог в трудную пору, – подумал он. – Без оглядок вышел в опасный поход, когда еще не было известно, чем кончится дело, головой рисковал…»

– Ладно, давай сделаем по-твоему, – согласился он. – Тогда я сейчас поеду по своим табунам, посмотрю, как они приготовились. А ты дай мне слово, что завтра будешь трезвый.

– Ладно! – легко согласился с ним Джамуха. – Завтра я буду трезвый. Хотя подумай, анда, как было бы хорошо, если мы вместе выпили немного и весело, с песнями тронулись отсюда, разве не так?

– Нет уж, дел на новом месте будет много. Давай как-нибудь потом.

– Ладно, пусть будет по-твоему.

– Ну, тогда я поеду. До вечера мне надо многое сделать.

– Поезжай, анда. А я у себя распоряжусь.

Джамуха ушел с виду довольный, он беспечно прошагал мимо юрт, напевая под нос какую-то песенку.

Тэмуджин тут же сел на коня и выехал на западную сторону. Бешеной рысью промчавшись вдоль прибрежных тальников, он через короткое время был в айле Мэнлига. И Мэнлиг, и Кокэчу оказались дома.

Сидя в маленькой юрте Кокэчу, он рассказал им о приходе Джамухи.

– Это борджигины от страха перед татарами попросили его стать ханом, а он не очень-то и стремится к этому, – переводя взгляд с одного на другого, говорил он. – Он сам пришел ко мне и хочет по-прежнему вместе кочевать.

Когда он закончил, Кокэчу тяжело вздохнул и посмотрел на отца. Тот сидел, усмешливо потупив взгляд. Кокэчу снова посмотрел на Тэмуджина.

– И ты поверил его словам?

– Ну, может быть, он не все мне рассказал, кое-что пригладил, но выходит, что все-таки он ничего враждебного не совершил. Не он сам затеял это дело, это Алтан со своими все заварили, а Джамуха не сообщил мне потому, что те упросили его. Такая ли уж это вина?

– А если он тебе все не так рассказал?

– Ну, для таких подозрений у меня нет повода.

Кокэчу помолчал немного и махнул рукой:

– Ладно, подождем немного. Когда дело касается твоего анды, у тебя голова будто туманом покрывается. Но скоро ты сам все увидишь. Главное, ты не забудь, что дал мне слово не отказываться, если нойоны попросят тебя стать ханом.

– Раз дал слово, то не забуду, – сухо сказал Тэмуджин, а самому все еще не верилось до конца в это, и он не мог себе представить, как все будет.

Выехав от Мэнлига, Тэмуджин сделал широкий круг по степи – побывал в курене третьей тысячи и оттуда разослал гонцов по всему улусу с приказом с утра выдвигаться на летние кочевья, после заехал в несколько стойбищ к табунщикам, проверить готовность, и поздно вечером вернулся домой.

Ночью его разбудила Бортэ. У двери стоял Бэлгутэй.

– Приехал какой-то человек из племени джелаиров, просит тебя разбудить.

Тэмуджин приказал провести его в юрту для гостей. Одевшись, через некоторое время пришел туда сам. Приезжий сидел на почетном месте, по правую руку от хоймора. В юрте было светло, в очаге разгорался огонь, а по обеим сторонам на высоких подставках горели четыре светильника.

Взглянув на гостя, Тэмуджин узнал его. Это был Тохурун-нойон, старший вождь рода джелаиров. До этого Тэмуджин дважды видел его: в первый раз, когда вместе с кереитским Тогорил-ханом сажали Джамуху во главе джадаранского рода, а после – по возвращении из меркитского похода, когда принимали керуленских нойонов и те отвергли его призыв заключить договор о порядках в степи. Тэмуджин запомнил, что этот Тохурун первым из нойонов выразил недоверие к его предложению и все время посматривал на него насмешливо-снисходительно, как смотрит старший на заигравшегося младшего. Он тогда показался человеком себе на уме и влиятельным среди других, да и род его был древний и многочисленный. Теперь он сам приехал к нему и сидел в его юрте, скромно потупив взгляд.

Тэмуджин поздоровался и сел на хойморе. Тохурун поклонился, приложив руку к груди.