сердце, а скольжение ее тела подо мной пробуждало мою душу. Сколько одиноких миль я проехал в компании воспоминаний о ее голосе?

Каким будет мое будущее, когда от Лазарии не останется ничего, кроме воспоминаний?

Эта мысль – как удар наотмашь. Такое будущее непостижимо.

«Ты даже не знаешь, что такое потеря, – сказала она не так давно. – Ты никогда никого не любил так, чтобы страдать от его ухода».

Теперь я знаю.

Я не могу потерять ее.

Это даже не вопрос, это твердая уверенность. Я просто не могу. Это все тот же проклятый выбор, который сделала Лазария, найдя Бена. Один-единственный человек способен изменить твою жизнь. Как человек ты можешь любить кого-то настолько сильно, что способен обречь человечество.

Или спасти его.

Глава 76

Смерть

– Подожди, – зову я.

Семья Лазарии уже приветствует ее; она пугающе близка к сияющему свету иного мира. Считал ли я когда-нибудь небеса пугающими до сего мига? Потому что сейчас они пугают меня. А она уже на волосок от них.

– Подожди, – повторяю я тише.

Лазария поворачивается ко мне. Надежда в ее глазах глубоко ранит меня. Слишком долго эта надежда была напрасной.

Но это никогда больше не повторится. Мне плевать, даже если придется просить прощения каждый день наших смертных жизней, пока эти жизни у нас есть.

Иду к духам, окружившим ее, раздвигая их, чтобы добраться до Лазарии.

Сжимаю ее призрачную руку. Смотрю в ее глаза и чувствую абсолютную уверенность в том, что не только могу отказаться от своей задачи, но и должен это сделать. Даже приказы Бога не заглушат моего порыва. Я отрину свое бессмертие и свою ангельскую суть, я разрушу мир только лишь ради прикосновения губ этой женщины к моей коже, ради ее смеха и голоса, что зазвенят в моих ушах.

– Если я дам тебе всё, что ты хотела, – твоего сына, конец апокалипсиса, прекращение убийств, – ты вернешься на землю? – спрашиваю я.

Брови ее сходятся на переносице в замешательстве, и это ранит меня. Я установил столь низкую цену, что она никак не может осознать, что2 мне от нее нужно.

– Ты… – мой голос срывается, и я начинаю снова. – Ты можешь пойти со своими любимыми в загробную жизнь, там больше не будет боли. – Судорожно вздыхаю: эта возможность пугает меня. – Или ты можешь остаться с Беном на земле. Не могу обещать, что боли не будет. Жить – это чувствовать боль.

Она молчит, и по ее лицу я не могу ничего прочесть.

– А ты? – спрашивает она наконец.

Я резко вдыхаю, и этот вдох – словно первый.

– Я хочу тебя, Лазария. Всем своим существом. Это не изменится никогда. – Моя любовь столь же огромна и бесконечна, как и все остальное во мне. – Но я причинял тебе боль, и забрал тебя, и разочаровал…

Она прижимает призрачную ладонь к моим губам, останавливая меня.

– И я с тобой делала то же самое, – говорит она. – Все прощено. – Она ищет мой взгляд. – Все то время, что мы были вместе, каждый из нас боролся за свои цели. А что, если мы начнем бороться друг за друга?

Я цепенею от неожиданности.

А Лазария продолжает:

– Я хочу вернуться на землю и я хочу всего, что ты пообещал. Но я также хочу еще одно, – она улыбается. – Тебя.

Глава 77

Лос-Анджелес, Калифорния

Октябрь, год Всадников двадцать седьмой

Лазария

Делаю глубокий вдох. Легкие расширяются, впуская воздух. Камни впиваются в спину, и вообще ощущения… ну, не столь уж и фантастичны.

Разлепляю веки и смотрю на Танатоса.

Беру свои слова назад. Его лицо – чистейшая фантастика.

Всадник улыбается мне, и эта улыбка изгоняет все тени, что обычно льнули к его лицу.

Улыбаюсь в ответ. Чувствую, как оживает мое тело.

Вдруг Танатос перестает улыбаться. Он растерян, он в замешательстве.

– Танатос?

Я начинаю садиться, а он задыхается.

– Танатос!

Что происходит?

Выскальзываю из его рук и плюхаюсь перед ним на колени.

– Смерть?

Он смотрит на меня, но словно не видит. Всадник поднимается на ноги, и на миг мне кажется, что с ним все в порядке. Но потом он пятится, глядя куда-то вдаль, на что-то, видимое только ему. Броня его растворяется, и я понимаю, что вижу перед собой ангела, лишившегося бессмертия.

Крылья Смерти распахиваются, и он кричит, выгибаясь от боли. Тянется к спине и вдруг начинает терять свой угольно-черный плащ. Перья выпадают одно за другим, а ветер подхватывает и уносит их. Они летят все быстрей и быстрей, я жду, что увижу под ними плоть, но там ничего нет, как будто ветер сдул и сами крылья.

Мне больно от этой потери. Знаю, они были слишком громоздки, но, думаю, они стали одним из аспектов всадника – аспектом прекрасным, потому что был он нечеловеческим.

Танатос тяжело дышит. От наряда бессмертного остались лишь одежда да сапоги. Он с усилием выпрямляется.

– Твои крылья, – я поднимаюсь на ноги.

Он смотрит на меня.

– Watorava. Преображение.

«На самом деле ничто не уходит. Оно трансформируется, преображается. Преображение не значит, что что-то потеряно или ушло навсегда».

Я смеюсь сквозь слезы.

Потом делаю шаг к моему мужчине и страстно целую его.

Глава 78

Смерть выбрал нас.

В конце концов он выбрал нас, человечество.

И меня.

Ну, технически, он выбрал меня, потом я выбрала его, а потом он снова выбрал меня, или что-то вроде этого, но, так или иначе, мы выбрали друг друга.

Никак не могу осознать это.

Смотрю на него снизу вверх. Серебряные искры все еще мерцают в его глазах, точно драгоценные камни, и я вижу едва заметный намек на светящиеся глифы в разрезе его ворота, а на его руке – все то же кольцо с монетой мертвеца.

– Значит, все кончено?

Он кивает, наклоняется ко мне, трется носом о мой нос и тихо отвечает:

– Да.

Чуть отстраняюсь от него и озираюсь по сторонам. Повсюду груды расчлененных трупов, перекрученные растения и глыбы расколотого асфальта. Царит тишина.

Мертвая тишина.

Другие всадники.

Я бросаюсь к тому, на кого первым упал мой взгляд. Это Война. Боюсь того, что могу обнаружить, добравшись до него.

Грозный мужчина лежит на боку, вокруг него горы мертвецов. Лица не разглядеть, его скрывают растрепанные волосы, но когда я видела Войну в последний раз, он был заколот и тело его усыхало.

На коже его кровь, но рука, которой он держал меч… могу поклясться, что она больше не