Я все же мешкаю, прежде чем присесть рядом с ним. Делаю глубокий вдох – и отвожу прядь от его лица.

Глаза Войны закрыты, но выглядит он… лучше. Гораздо лучше. На смуглых щеках – все тот же здоровый румянец. И когда я касаюсь его, я слышу, как он бормочет:

– Жена.

Судорожно выдыхаю.

Он жив.

– Жаль тебя разочаровывать, – говорю ему.

Веки его трепещут и открываются. Он тихо стонет и приподнимается.

– Он это сделал?

Оглядываюсь через плечо – и встречаю взгляд Смерти. Он стоит там, где я его оставила; без крыльев и доспехов всадник выглядит таким уязвимым.

– Да, – подтверждаю я, коротко улыбнувшись Танатосу. Потом вновь поворачиваюсь к Войне. – Человечество спасено раз и навсегда.

– Вот… ублюдок, – выдавливает Война. – Я знал, что в нем это есть.

Говорит так, словно всего полчаса назад мы не были в полной заднице.

Вижу неподалеку Голода: он переворачивается на спину и смеется, пялясь в небо.

– Я смертный! – кричит он, но слова прерывает резкий кашель. – Черт, – сипит Голод, – я смертный.

– Теперь жди, когда состаришься, – подает голос Мор.

– Жду не дождусь, дедушка, – отвечает Голод.

Мужчины медленно поднимаются. Смерть все-таки не убил их. А может, и убил, а потом спас. А может, и вовсе не он. Может, Бог – или, если хотите, Вселенная – снова вмешалась.

В любом случае, удивительное чудо – видеть их живыми.

Как только они встают на ноги, я опять напрягаюсь, опасаясь грядущих последствий. Но если я и думала, что братья Смерти возненавидят его за то, что он сделал, то я ошибалась.

Мужчины не касаются оружия. Они просто подходят к Танатосу – и обнимают его и хлопают по плечам.

– Все прощено, – слышу, как тихо говорит Смерти Голод. И Танатос обнимает брата чуть крепче.

– Ты хорошо сражался, – признает Война. – Но в итоге нет ничего более упорного, чем человеческая женщина.

И двое мужчин обмениваются веселыми взглядами.

Последним Танатоса обнимает Мор.

– Добро пожаловать в смертность, брат, – просто говорит он. – Тебе понравится.

Глава 79

Западное побережье, Северная Америка

Октябрь, год Всадников двадцать седьмой

Танатосу действительно нравится.

Пока мы с четырьмя всадниками путешествуем по Западному побережью, неуклонно приближаясь к острову Ванкувер, Смерть вынужден знакомиться с радостями голода, походами по нужде и прочими человеческими мелочами, от которых его прежде ограждало бессмертие.

И… это радость. Он сам – радость. В его глазах свет, легкость и возбуждение, которых я никогда не видела прежде, даже когда он жалуется на то, какое это варварство – испражняться. Он действительно влюблен в жизнь; как будто раньше он нарочно не давал себе наслаждаться ею, а теперь нет нужды сдерживаться.

Мор, Война, Голод и я то и дело подсовываем ему лимоны, оливки, сыр, йогурт, рыбу, просто чтобы посмотреть на его реакцию. Возможно, он пробует все это из чувства вины, а может, из любопытства, но Смерть хорошо справляется. И теперь, когда у него появился аппетит, он ест как лошадь – как и Голод. Эти двое вместе наслаждаются процессом изучения смертности.

Что касается меня, моя собственная смертность менее очевидна, однако я замечаю ее достаточно хорошо, если случайно порежу руку или ушибу ногу. Раньше такие мелкие повреждения зажили бы за пару часов, теперь на это уходят дни.

Несмотря на то что мы все пережили апокалипсис, избежать его кошмарных последствий не получается. Вокруг множество трупов. Мы проезжаем мимо них миля за милей, день за днем, смрад стоит удушающий, а сидящие на телах мухи и стервятники лишь делают картину еще более ужасной.

Залежи мертвецов простираются от Южной Калифорнии через Орегон до самого Вашингтона. Война ошибался, говоря, что Танатос истребляет мир со скоростью миля в минуту: Смерть убивал людей куда более агрессивно.

Тела – острое, неприятное напоминание о том, что сделал Танатос, и о том, чего мы, остальные, едва-едва избежали. Но моя собственная точка зрения изменилась. Я мельком видела загробную жизнь, Смерть был прав – там нечего бояться.

Только в окрестностях Вашингтона мы видим на дороге первого живого человека. Глаза у мужчины затравленные, он замечает нас – и долго пялится на четырех братьев.

Путешественник едва успевает миновать нас, как Мор прочищает горло:

– Если только вы не заинтересованы в новых сражениях…

– Я всегда заинтересован в новых сражениях, – перебивает его Война.

– Псих, – ворчит Голод себе под нос.

Война поворачивается к нему.

– Кто бы говорил, брат, – громыхает он.

И они смеются, словно обменялись самой забавной на свете шуткой, а вовсе не болезненной правдой.

– Позвольте перефразировать, – продолжает Мор, игнорируя братьев. – Если вы все не хотите значительно сократить свою с таким трудом добытую смертную жизнь, предлагаю с этого момента удалиться от центральной магистрали.

И хотя Война горит желанием драться, мы все-таки съезжаем с дороги.

По вечерам, когда уже затушены костры, мы со Смертью отделяемся от остальных. Сегодня, как и во все остальные ночи после почти наступившего конца света, Танатос обнимает меня, и мы смотрим на звезды.

Ну, я смотрю на звезды. Танатос гладит мои губы и делает абсолютно все, чтобы отвлечь меня.

– Поверить не могу, что мне потребовалось столько времени, чтобы понять, что2 я должен был сделать, – признается он.

– Я не держу на тебя зла, – я мягко улыбаюсь его прикосновениям. – Ты думал о смерти, а я – о жизни.

– Да, но жизнь и смерть любовники, кисмет. В конце концов они всегда выбирают друг друга.

Отрываюсь от звезд, поворачиваюсь к нему – и встречаю серьезный взгляд Смерти.

– Да, это так, – соглашаюсь я и целую его.

______

Когда уже кажется, что мы обречены ехать вечно, мы добираемся до острова Ванкувер. У меня весь день в животе порхают бабочки.

Сегодня я увижу моего сына.

Деревья вокруг шелестят на ветру, и мне кажется, что красивее места я давно уже не видела. Весь остров Ванкувер такой. Может, это потому, что впервые за год я знаю, что мне не нужно больше продолжать путешествие, но хотелось бы верить, что этот уголок действительно похож на кусочек рая.

Образно выражаясь, конечно.

У меня еще столько вопросов к Танатосу – о начале апокалипсиса и его исходе, об отношении ко всему этому Бога – ну, знаете, все те важные вопросы, которые не дают нам спать по ночам. Но пока я довольствуюсь тем, что в конце концов остановила Смерть. Остановила и решила оставить при себе.

Мор уводит нас с мощеной дороги, и я окидываю взглядом других всадников. У Мора (Виктора, однажды