Едва вошли, Верховенский тотчас же вынул из кармана давешнееанонимное письмо, взятое у Лембке, и положил пред Ставрогиным. Все трое сели.Ставрогин молча прочел письмо.

– Ну? – спросил он.

– Этот негодяй сделает как по писаному, – пояснилВерховенский. – Так как он в вашем распоряжении, то научите, как поступить.Уверяю вас, что он, может быть, завтра же пойдет к Лембке.

– Ну и пусть идет.

– Как пусть? Особенно если можно обойтись.

– Вы ошибаетесь, он от меня не зависит. Да и мне всё равно;мне он ничем не угрожает, а угрожает лишь вам.

– И вам.

– Не думаю.

– Но вас могут другие не пощадить, неужто не понимаете?Слушайте, Ставрогин, это только игра на словах. Неужто вам денег жалко?

– А надо разве денег?

– Непременно, тысячи две или minimum полторы. Дайте мнезавтра или даже сегодня, и завтра к вечеру я спроважу его вам в Петербург,того-то ему и хочется. Если хотите, с Марьей Тимофеевной – это заметьте.

Было в нем что-то совершенно сбившееся, говорил он как-тонеосторожно, вырывались слова необдуманные. Ставрогин присматривался к нему судивлением.

– Мне незачем отсылать Марью Тимофеевну.

– Может быть, даже и не хотите? – иронически улыбнулся ПетрСтепанович.

– Может быть, и не хочу.

– Одним словом, будут или не будут деньги? – в злобномнетерпении и как бы властно крикнул он на Ставрогина. Тот оглядел его серьезно.

– Денег не будет.

– Эй, Ставрогин! Вы что-нибудь знаете или что-нибудь ужесделали? Вы – кутите!

Лицо его искривилось, концы губ вздрогнули, и он вдруграссмеялся каким-то совсем беспредметным, ни к чему не идущим смехом.

– Ведь вы от отца вашего получили же деньги за имение, –спокойно заметил Николай Всеволодович. – Maman выдала вам тысяч шесть иливосемь за Степана Трофимовича. Вот и заплатите полторы тысячи из своих. Я нехочу, наконец, платить за чужих, я и так много роздал, мне это обидно… –усмехнулся он сам на свои слова.

– А, вы шутить начинаете…

Ставрогин встал со стула, мигом вскочил и Верховенский имашинально стал спиной к дверям, как бы загораживая выход. Николай Всеволодовичуже сделал жест, чтоб оттолкнуть его от двери и выйти, но вдруг остановился.

– Я вам Шатова не уступлю, – сказал он. Петр Степановичвздрогнул; оба глядели друг на друга.

– Я вам давеча сказал, для чего вам Шатова кровь нужна, –засверкал глазами Ставрогин. – Вы этою мазью ваши кучки слепить хотите. Сейчасвы отлично выгнали Шатова: вы слишком знали, что он не сказал бы: «не донесу»,а солгать пред вами почел бы низостью. Но я-то, я-то для чего вам теперьпонадобился? Вы ко мне пристаете почти что с заграницы. То, чем вы этообъясняли мне до сих пор, один только бред. Меж тем вы клоните, чтоб я, отдавполторы тысячи Лебядкину, дал тем случай Федьке его зарезать. Я знаю, у васмысль, что мне хочется зарезать заодно и жену. Связав меня преступлением, вы,конечно, думаете получить надо мною власть, ведь так? Для чего вам власть? Накой черт я вам понадобился? Раз навсегда рассмотрите ближе: ваш ли я человек, иоставьте меня в покое.

– К вам Федька сам приходил? – одышливо проговорилВерховенский.

– Да, он приходил; его цена тоже полторы тысячи… Да вот онсам подтвердит, вон стоит… – протянул руку Ставрогин.

Петр Степанович быстро обернулся. На пороге, из темноты,выступила новая фигура – Федька, в полушубке, но без шапки, как дома. Он стояли посмеивался, скаля свои ровные белые зубы. Черные с желтым отливом глаза егоосторожно шмыгали по комнате, наблюдая господ. Он чего-то не понимал; его,очевидно, сейчас привел Кириллов, и к нему-то обращался его вопросительныйвзгляд; стоял он на пороге, но переходить в комнату не хотел.

– Он здесь у вас припасен, вероятно, чтобы слышать наш торгили видеть даже деньги в руках, ведь так? – спросил Ставрогин и, не дожидаясьответа, пошел вон из дому. Верховенский нагнал его у ворот почти всумасшествии.

– Стой! Ни шагу! – крикнул он, хватая его за локоть.Ставрогин рванул руку, но не вырвал. Бешенство овладело им: схвативВерховенского за волосы левою рукой, он бросил его изо всей силы об земь ивышел в ворота. Но он не прошел еще тридцати шагов, как тот опять нагнал его.

– Помиримтесь, помиримтесь, – прошептал он ему судорожнымшепотом.

Николай Всеволодович вскинул плечами, но не остановился и необоротился.

– Слушайте, я вам завтра же приведу Лизавету Николаевну,хотите? Нет? Что же вы не отвечаете? Скажите, чего вы хотите, я сделаю.Слушайте: я вам отдам Шатова, хотите?

– Стало быть, правда, что вы его убить положили? – вскричалНиколай Всеволодович.

– Ну зачем вам Шатов? Зачем? – задыхающейся скороговоркойпродолжал исступленный, поминутно забегая вперед и хватаясь за локотьСтаврогина, вероятно и не замечая того. – Слушайте: я вам отдам его,помиримтесь. Ваш счет велик, но… помиримтесь!

Ставрогин взглянул на него наконец и был поражен. Это был нетот взгляд, не тот голос, как всегда или как сейчас там в комнате; он виделпочти другое лицо. Интонация голоса была не та: Верховенский молил, упрашивал.Это был еще не опомнившийся человек, у которого отнимают или уже отняли самуюдрагоценную вещь.

– Да что с вами? – вскричал Ставрогин. Тот не ответил, нобежал за ним и глядел на него прежним умоляющим, но в то же время инепреклонным взглядом.

– Помиримтесь! – прошептал он еще раз. – Слушайте, у меня всапоге, как у Федьки, нож припасен, но я с вами помирюсь.

– Да на что я вам, наконец, черт! – вскричал в решительномгневе и изумлении Ставрогин. – Тайна, что ль, тут какая? Что я вам за талисмандостался?

– Слушайте, мы сделаем смуту, – бормотал тот быстро и почтикак в бреду. – Вы не верите, что мы сделаем смуту? Мы сделаем такую смуту, чтовсё поедет с основ. Кармазинов прав, что не за что ухватиться. Кармазинов оченьумен. Всего только десять таких же кучек по России, и я неуловим.

– Это таких же всё дураков, – нехотя вырвалось у Ставрогина.

– О, будьте поглупее, Ставрогин, будьте поглупее сами!Знаете, вы вовсе ведь не так и умны, чтобы вам этого желать: вы боитесь, вы неверите, вас пугают размеры. И почему они дураки? Они не такие дураки; нынче увсякого ум не свой. Нынче ужасно мало особливых умов. Виргинский – это человекчистейший, чище таких, как мы, в десять раз; ну и пусть его, впрочем. Липутинмошенник, но я у него одну точку знаю. Нет мошенника, у которого бы не былосвоей точки. Один Лямшин безо всякой точки, зато у меня в руках. Еще несколькотаких кучек, и у меня повсеместно паспорты и деньги, хотя бы это? Хотя бы этоодно? И сохранные места, и пусть ищут. Одну кучку вырвут, а на другой сядут. Мыпустим смуту… Неужто вы не верите, что нас двоих совершенно достаточно?