– А по-моему, легкомысленная откровенность вашего главноговопроса дает мне мысль, что вы вовсе не имеете ни полномочий, ни прав, а лишьот себя любопытствовали.

– Да вы про что, про что? – вскричал Верховенский, как быначиная очень тревожиться.

– А про то, что аффилиации, какие бы ни были, делаются покрайней мере глаз на глаз, а не в незнакомом обществе двадцати человек! –брякнул хромой. Он высказался весь, но уже слишком был раздражен. Верховенскийбыстро оборотился к обществу с отлично подделанным встревоженным видом.

– Господа, считаю долгом всем объявить, что всё это глупостии разговор наш далеко зашел. Я еще ровно никого не аффильировал, и никто променя не имеет права сказать, что я аффильирую, а мы просто говорили о мнениях.Так ли? Но так или этак, а вы меня очень тревожите, – повернулся он опять кхромому, – я никак не думал, что здесь о таких почти невинных вещах надоговорить глаз на глаз. Или вы боитесь доноса? Неужели между нами можетзаключаться теперь доносчик?

Волнение началось чрезвычайное; все заговорили.

– Господа, если бы так, – продолжал Верховенский, – то ведьвсех более компрометировал себя я, а потому предложу ответить на один вопрос,разумеется, если захотите. Вся ваша полная воля.

– Какой вопрос? какой вопрос? – загалдели все.

– А такой вопрос, что после него станет ясно: оставаться намвместе или молча разобрать наши шапки и разойтись в свои стороны.

– Вопрос, вопрос?

– Если бы каждый из нас знал о замышленном политическомубийстве, то пошел ли бы он донести, предвидя все последствия, или остался быдома, ожидая событий? Тут взгляды могут быть разные. Ответ на вопрос скажетясно – разойтись нам или оставаться вместе, и уже далеко не на один этот вечер.Позвольте обратиться к вам первому, – обернулся он к хромому.

– Почему же ко мне первому?

– Потому что вы всё и начали. Сделайте одолжение, неуклоняйтесь, ловкость тут не поможет. Но, впрочем, как хотите; ваша полная воля.

– Извините, но подобный вопрос даже обиден.

– Нет уж, нельзя ли поточнее.

– Агентом тайной полиции никогда не бывал-с, – скривился тотеще более.

– Сделайте одолжение, точнее, не задерживайте.

Хромой до того озлился, что даже перестал отвечать. Молча,злобным взглядом из-под очков в упор смотрел он на истязателя.

– Да или нет? Донесли бы или не донесли? – крикнулВерховенский.

– Разумеется, не донесу! – крикнул вдвое сильнее хромой.

– И никто не донесет, разумеется, не донесет, – послышалисьмногие голоса.

– Позвольте обратиться к вам, господин майор, донесли бы выили не донесли? – продолжал Верховенский. – И заметьте, я нарочно к вамобращаюсь.

– Не донесу-с.

– Ну, а если бы вы знали, что кто-нибудь хочет убить иограбить другого, обыкновенного смертного, ведь вы бы донесли, предуведомили?

– Конечно-с, но ведь это гражданский случай, а тут доносполитический. Агентом тайной полиции не бывал-с.

– Да и никто здесь не бывал, – послышались опять голоса. –Напрасный вопрос. У всех один ответ. Здесь не доносчики!

– Отчего встает этот господин? – крикнула студентка.

– Это Шатов. Отчего вы встали, Шатов? – крикнула хозяйка.

Шатов встал действительно; он держал свою шапку в руке исмотрел на Верховенского. Казалось, он хотел ему что-то сказать, но колебался.Лицо его было бледно и злобно, но он выдержал, не проговорил ни слова и молчапошел вон из комнаты.

– Шатов, ведь это для вас же невыгодно! – загадочно крикнул емувслед Верховенский.

– Зато тебе выгодно, как шпиону и подлецу! – прокричал ему вдверях Шатов и вышел совсем.

Опять крики и восклицания.

– Вот она, проба-то! – крикнул голос.

– Пригодилась! – крикнул другой.

– Не поздно ли пригодилась-то? – заметил третий.

– Кто его приглашал? – Кто принял? – Кто таков? – Кто такойШатов? – Донесет или не донесет? – сыпались вопросы.

– Если бы доносчик, он бы прикинулся, а то он наплевал да ивышел, – заметил кто-то.

– Вот и Ставрогин встает, Ставрогин тоже не отвечал навопрос, – крикнула студентка.

Ставрогин действительно встал, а с ним вместе с другогоконца стола поднялся и Кириллов.

– Позвольте, господин Ставрогин, – резко обратилась к немухозяйка, – мы все здесь ответили на вопрос, между тем как вы молча уходите?

– Я не вижу надобности отвечать на вопрос, который васинтересует, – пробормотал Ставрогин.

– Но мы себя компрометировали, а вы нет, – закричалонесколько голосов.

– А мне какое дело, что вы себя компрометировали? –засмеялся Ставрогин, но глаза его сверкали.

– Как какое дело? Как какое дело? – раздались восклицания.Многие вскочили со стульев.

– Позвольте, господа, позвольте, – кричал хромой, – ведь игосподин Верховенский не отвечал на вопрос, а только его задавал.

Замечание произвело эффект поразительный. Все переглянулись.Ставрогин громко засмеялся в глаза хромому и вышел, а за ним Кириллов.Верховенский выбежал вслед за ними в переднюю.

– Что вы со мной делаете? – пролепетал он, схватив Ставрогиназа руку и изо всей силы стиснув ее в своей. Тот молча вырвал руку.

– Будьте сейчас у Кириллова, я приду… Мне необходимо,необходимо!

– Мне нет необходимости, – отрезал Ставрогин.

– Ставрогин будет, – покончил Кириллов. – Ставрогин, ваместь необходимость. Я вам там покажу.

Они вышли.

Они вышли. Петр Степанович бросился было в «заседание», чтобунять хаос, но, вероятно, рассудив, что не стоит возиться, оставил всё и черездве минуты уже летел по дороге вслед за ушедшими. На бегу ему припомнилсяпереулок, которым можно было еще ближе пройти к дому Филиппова; увязая поколена в грязи, он пустился по переулку и в самом деле прибежал в ту самуюминуту, когда Ставрогин и Кириллов проходили в ворота.

– Вы уже здесь? – заметил Кириллов. – Это хорошо. Входите.

– Как же вы говорили, что живете один? – спросил Ставрогин,проходя в сенях мимо наставленного и уже закипавшего самовара.

– Сейчас увидите, с кем я живу, – пробормотал Кириллов, –входите.