Он всадил нож глубже и остановился только тогда, когда лезвие уперлось в камень за спиной Али.

У Али перед глазами запрыгали черные пятна. Его нутро как будто наполнилось льдом, который методично гасил весь огонь, горящий внутри него. В отчаянной попытке избавиться от лезвия, он хотел пнуть Ханно коленом в живот, но тому без труда удалось увернуться.

– «Дай ему время», говорит Рашид. Как будто мы тут все чистокровки и у нас есть столетия философствовать, что такое хорошо и что такое плохо. – Ханно навалился на нож всем весом, и Али испустил еще один сдавленный крик. – Анас умер за тебя.

Али шарил руками, пытаясь схватить лицедея за рубаху. Ханно выдернул нож и всадил его выше, почти в самые легкие.

Ханно угадал ход его мыслей.

– Я знаю, как вас убивать, Ализейд. Я не оставлю тебя здесь полумертвым и не рискну, что тебя доставят этой огнепоклоннице Нахиде, которую ты, говорят, потрахиваешь в библиотеке. – Он наклонился к Али близко-близко с полным ненависти взглядом. – Я знаю как… но мы сделаем это медленно.

Ханно не бросал слов на ветер и протолкнул нож выше с такой преувеличенной, мучительной неспешностью, что Али был уверен, что слышит, как рвется каждый отдельно взятый нерв.

– У меня ведь у самого была дочь, – сказал Ханно, и в его взгляде проступила скорбь. – Примерно твоя ровесница. Нет, не так… она не дожила до твоих лет. Хочешь знать почему, Ализейд? – Он покрутил лезвием, и Али задохнулся. – Хочешь знать, что такие чистокровки, как ты, сделали с ней, когда она была еще совсем малышкой?

Али не мог найти слов, чтобы просить прощения. Просить пощады. Тряпка выпала у него изо рта, но это не имело значения. У него хватило сил только на сдавленный вскрик, когда Ханно снова провернул лезвие ножа.

– Нет? – спрашивал лицедей. – И ладно. Эту историю я приберегу для короля. Я намерен дождаться его, знаешь ли. Хочу посмотреть на его лицо, когда он увидит эти стены в твоей крови. Хочу, чтобы он гадал, сколько раз ты звал его на помощь, – у него надломился голос. – Хочу, чтобы и твой отец узнал, каково это.

Кровь лужей стекала под ноги Али. Ханно держал его мертвой хваткой, заламывая руку. Что-то жгло ему ладонь изнутри.

Стеклянная линза телескопа.

– Эмир-джан? – услышал он знакомый голос с лестницы. – Мунтадир, ты еще здесь? Я тебя везде…

Показался Джамшид э-Прамух, держа в одной руке синюю стеклянную бутылку вина. Он застыл при виде кровавой сцены.

Ханно оскалился и выдернул из Али нож.

Али стукнул его в голову лбом.

На это ушли все оставшиеся силы – у него самого от удара закружилась голова, и послышался хруст черепа Ханно. Лицедей пошатнулся. Али действовал без промедления. Он размахнулся телескопной линзой и вскрыл ему горло.

Ханно, шатаясь, отступил назад. У него из горла полилась темная красная кровь. Шафит был сконфужен и немного напуган. Сейчас он меньше всего был похож на жестокого ассасина. Он был похож на убитого горем отца, истекающего кровью. Кровью, которая всегда была недостаточно черной для Дэвабада.

Но он все еще держал в руке нож. Ханно бросился на Али.

Но Джамшид оказался быстрее. Он замахнулся бутылкой и разбил ее о голову Ханно.

Ханно упал, и Джамшид поймал Али, у которого тоже подкосились ноги.

– Боже, Ализейд! Ты… – Он в ужасе глянул на его окровавленные руки и бережно усадил Али. – Я позову на помощь!

– Нет, – прохрипел Али, чувствуя во рту вкус крови. Он схватил Джамшида за воротник, пока он не успел встать. – Избавься от него.

Он прорычал свой приказ, и Джамшид напрягся.

– Что?

Али хватал ртом воздух. Боль в животе притуплялась. Он не сомневался, что вот-вот потеряет сознание – или умрет, что беспокоило его даже не так сильно, как должно бы. Но он мог думать только об одном: о шафите и убийце, который лежал у его ног, все еще сжимая лезвие, влажное от крови Кахтани. Если его отец увидит это, он убьет всех шафитов Дэвабада.

– Избавься от него, – выдохнул Али. – Это приказ.

Джамшид сглотнул, переводя черные глаза с Ханно на стену.

– Слушаюсь, принц.

Али привалился к камням. Стена прижалась к мокрой от крови одежде ледяным компрессом. Джамшид втащил Ханно на парапет. Послышался тихий всплеск. Перед глазами начало темнеть, но что-то сверкнуло на земле и привлекло внимание Али. Телескоп.

– Н-нари… – заплетающимся языком пробормотал Али, когда вернулся Джамшид. – Только… Нари…

И тогда земля стремительно побежала ему навстречу.

Срочно.

Слово эхом отзывалось у нее в голове, заставляя все внутри сжиматься, пока она торопилась обратно в лазарет. Она не была готова ни к чему срочному. Напротив, ее так и подмывало сбавить шаг. Пусть лучше кто-то умрет, не дождавшись ее, чем станет жертвой ее преступной некомпетентности.

Нари распахнула дверь лазарета.

– Ладно, Низрин, что…

От неожиданности она остановилась на полуслове.

Гасан аль-Кахтани сидел у изголовья ее пациента, гезирийского священнослужителя, который давно разменял третий век и теперь медленно превращался в уголь. Низрин сказала, что это довольно распространенное заболевание у джиннов в возрасте. Если его не лечить, заканчивается летальным исходом. Нари отметила, что возраст в триста с лишним лет уже сам по себе грозит обернуться летальным исходом, но взялась за лечение так же, как за любого другого пациента: поместила его у пульверизатора с паром и прописала ему водянистую грязь, заколдованную чарами, которым обучила ее Низрин. Старик лежал в лазарете уже несколько дней и выглядел нормально, когда она уходила: он крепко спал, и ожоги были сосредоточены у него на ногах.

Холодок пробежал у нее по спине, когда она увидела, с какой любовью сжимал король руку шейха. Позади стояла Низрин. Ее черные глаза смотрели предупреждающе.

– Ваше высочество, – пробормотала Нари. Она быстро сложила ладони и, решив, что это никогда не повредит, поклонилась. – Простите… я не знала, что вы здесь.

Король улыбнулся и встал.

– Не стоит извиняться, бану Нахида. Я услышал, что шейху нездоровится, и пришел помолиться за него.

Он повернулся к старику и положил руку ему на плечо, добавив что-то по-гезирийски. Ее пациент хрипло ответил, и Гасан рассмеялся.

Он подошел к Нари, и она через силу встретилась с ним взглядом.

– Как вы с моими детьми провели вечер? – спросил он.

– Очень хорошо. – У нее защипало кожу: она буквально на ощупь чувствовала исходящую от него силу. Она не удержалась, чтобы не добавить: – Не сомневаюсь, позже Ализейд все сам вам доложит.