действовать полностью сообразно морали, поскольку они интериоризировали коллективные представления. Именно это двойное движение экстериори-зации и интериоризации обеспечивает в коллективном граде координацию индивидуальных действий и их устремленность к солидарности4.

Но это движение не является неизбежным.

Чтобы авторитет коллектива проявил себя и чтобы обратная интериоризация осуществилась, необходимо, чтобы дистанция между коллективной инстанцией и индивидами не была слишком большой. Коллектив должен обеспечить свое существование в форме «институтов», способных опосредовать отношение к другим соответствующими средствами и инструментами. В этом отличие дюркгеймовской концепции от построения Руссо, в котором не допускается существование внешних инструментов и связность которого обеспечивается вдохновенной составляющей. У Руссо посредствующие тела могут быть представлены только в виде «клик», «групп заговорщиков», служащих частным интересам и препятствующих выражению общей воли. Модификация, произведенная Дюркгеймом, позволяет связать гражданский порядок величия с разделением труда. Между национальным коллективом и индивидами есть место для групп, понимаемых как целостности, которые принимают форму различных профессиональных положений15. Эти группы, коллективы имеют обязательный характер. Они поддерживают связность социального тела, которое без них распалось бы на отдельных эгоистических индивидов. Дюркгейм противопоставляет, таким образом, реальность общества, содержащего посредствующие тела, абстрактности руссоистской республики, в которой между индивидом и государством нет ничего и которая тем самым не может сдерживать анархию рыночных отношений16.

Обращаясь к примеру «корпораций»17 и опираясь на анализ античных римских и средневековых корпораций, Дюркгейм вводит в град, основанный на компромиссе между гражданской и научно-технической формами величия, патриархальную составляющую: «Общий культ, общие пиршества, общие праздники, общее кладбище — не правда ли, все это вместе характеризует патриархальную организацию у римлян? Это позволило говорить о римской корпорации как о “большой семье”... Общность интересов замещала кровные связи... Профессиональная группа не напоминала бы настолько семейную группу, если бы между ними не было никакой родственной связи. И действительно, корпорация в некотором смысле стала наследницей семьи... она пришла на смену семье в осуществлении функции, которая сначала была домашней, но более не могла сохранять этот характер» (Durkheim, 1960а, DT, p. XIII—XIV и XX). Обращение к патриархальному граду необходимо, чтобы приблизить институты регулирования к людям, вовлеченным в производственные отношения, и чтобы сгладить проблему ослабления принуждения, осуществляемого «патриархальными группами» и «местными группами».

Дюркгейм переносит в экономическую деятельность функции морализации и принуждения, которые эти группы осуществляли в отношениях личной зависимости. Однако задача Дюркгейма — не просто уравновесить ослабление личной зависимости усилением ограничений профессионального порядка. Действительно, Дюркгейм старается отделить принцип института семьи от кровного родства, чтобы подчеркнуть его значение как политической связи. Таким образом, не будет преувеличением в данном случае сказать, что он прибегает к высшему общему принципу патриархального града18.

Но корпорации не могут быть только патриархальными институтами. Чтобы стать частью компромиссного коллективного града, они должны соединиться с научно-техническим и гражданским порядками величия. Более подробно погружаясь в «практические проблемы», Дюркгейм перечисляет в третьем уроке «Уроков социологии», посвященном «профессиональной морали» (Durkheim, 1950, LE, р. 36—51), те преобразования, которые необходимо осуществить в отношении прежнего института корпораций, чтобы адаптировать его к промышленности и современному государству: делокализация (заменить «местную общинную организацию» на «общую, национальную, объединенную организацию» — id., р. 47); учреждение независимых выборных коллегий для работодателей и работников «по крайней мере до тех пор, пока их интересы не перестанут быть явно антагонистическими»; закрепление корпораций государством (id., р. 50), придание им официального характера и делегирование им от государства «законодательной функции» в том, что касается экономики, которая должна быть «диверсифицирована в зависимости от типа производства» (id.), управления «пенсионными кассами и кассами взаимопомощи» (id.) и урегулирования «рабочих конфликтов» «специальными судами» (id., р. 50—51).

Обращение к корпорациям как посредствующим группам между индивидами и коллективами составляет, таким образом, один из вариантов, предложенных в XIX веке для решения проблемы «представительства профессиональных интересов» (Parrot, 1974)- Действительно, именно в этих терминах исторически встает вопрос об отношении гражданского, научно-технического и патриархального порядков величия, ставший особо острым в силу развития промышленности и особенно после того, как закон Ле Шапелье и Французская революция сломали средневековые корпорации. Действительно, Французская революция в значительной степени способствовала разведению понятий профессионального положения и политического гражданства. Последнее понималось якобинцами как состояние, которого индивиды достигают, «освобождаясь от любых конкретных особенностей» и «реализуя через голосование свою принадлежность к нации» (Furet, 1978, р. 224—226).

Известны и другие возможные решения этой проблемы, такие как, например, рабочие ассоциации (ведущие к синдикализму). Их формирование с 1830 по 1848 год является в первую очередь результатом компромисса между патриархальным и гражданским порядками величия, в результате которого рабочие, как показывает У. Сьюэлл, «объединили корпоративные понятия профессиональной солидарности с революционными понятиями народной власти» (Sewell, 1983, р. 33). На решение этого вопроса направлены также и построения, призванные смягчить конфликтное напряжение между социальной пользой, измеряемой компетенциями людей, и их участием в осуществлении национального суверенитета. Это хорошо видно на примере дискуссий, в которых проводится различие, намеченное еще Э.-Ж. Сиейсом, между «активными гражданами» и «пассивными гражданами», — в этих же дискуссиях проводится параллель между профессиональной компетенцией людей и их избирательной способностью путем компромисса между научно-техническим порядком величия и гражданским порядком величия, способного отстранить патриархальный порядок величия (различая «превосходство» и «привилегию», «превосходство функций, а не людей») (Rosanvallon, 1985, р. 95—132).

Иными словами, нельзя рассматривать построение Дюркгейма (как это делают многие комментаторы, стараясь избежать поспешной и суммарной критики в его адрес) отдельно от других попыток реставрации корпораций, широко представленных в построениях политической философии, которые вдохновили легитимистские течения и социальный католицизм в его традиционалистских и антилиберальных тенденциях. В 1930-е годы подобные попытки привели к обновлению корпоратистского мышления и к созданию корпоратистских институтов во время режима Виши с целью компромисса с научно-техническим порядком величия. Отказ от этого первого «третьего пути» (между «коллективизмом» и «либерализмом») способствовал развитию гражданско-научно-технического компромисса и его укреплению при помощи различных инструментов (например, при помощи института Плана). Этот второй «третий путь» опирается на критику «коллективизма» и «традиционализма» (в форме «мальтузианства», «патернализма» и так далее) и направлен на установление связи между науч-но-технической эффективностью и социальной справедливостью в их общей устремленности к одному общему благу (система социальной защиты, перераспределение доходов от производства и так далее).

Этот путь предполагает установление новых государственных форм представительства профессионального положения людей (коллективные соглашения, классификации профессий, согласуемые с синдикатами, и так далее), которые имеют тенденцию к изменению качеств, связываемых с гражданственностью (Boltanski, 1982, р. 66—154 и 170—178). Но каким бы оснащенным ни был этот компромисс, тем не менее за отсутствием нового града, в котором связанные с ним