– Вот такую бы и нам...

– Подожди до адмиральства, – сказал Мазур. –Авось, и наживем... Телевизор посмотреть, что ли? Шторы задернуть, с улицы невидно... Ладно, это потом.

Подошел, распахнул дверцу холодильника – наглеть такнаглеть. Особого изобилия там не наблюдалось: в морозилке – два пакета сфранцузскими курицами, внизу – две банки крабов, пачка отечественногомаргарина, бутылка финской вишневой «21», две бутылочки «Пепси».

– Негусто, – сказал он. – Ну, у нас консервов ещенавалом, сейчас на плите разогреем...

– Давай я курицу в духовку суну? – будничным тономпредложила Ольга. – Все равно сидеть до темноты, успеем...

– Ага, – кивнул он и расхохотался: – Ну, хороши мы...Ладно, займись курицей, малыш. В самом деле, времени навалом. Рюмашку дернешь?Все пузыри непочатые...

– Потом.

– Ну, тогда и я потом. А пока «Пепси» ошарашу, сто лет уж невидел...

– Мне тоже открой.

Мазур вынул обе бутылочки, лихо сковырнул красивые пробки обугол бильярдного стола. Ольга вытащила заиндевевший пакет с курицей, отправиласьв кухню, прихлебывая из бутылочки на ходу. Осушив свою в три глотка, Мазурзадумчиво взял гладкий, новенький бильярдный шар и, не целясь, метнул в лузу напротивоположном торце. Попал, конечно, сетка была без дна, и шар звонко упал напол, покатился в угол. Направился к телевизору.

В кухне раздался короткий сдавленный вскрик, шум падения.Мазур кинулся туда машинально, не раздумывая. На какой-то миг ощутил страннуювялость, словно во сне, когда тело не желает повиноваться.

Ольга лежала у плиты, нелепо откинув руку, курица, ужеосвобожденная от пакета, валялась рядом, задрав пухлые ножки, а пустаябутылочка, рокоча и постукивая, еще катилась в угол. Мазур опустился рядом сней на колени, от этого движения его вдруг повело в сторону, словно вдрызг пьяного,моментально восстановив равновесие, попытался перевернуть жену лицом вверх – иперед глазами все непонятно поплыло.

Вспыхнувшая догадка таилась еще на уровне подсознания,неописуемая членораздельными словами, – но ему хватило и этого,превозмогая клонящую к полу вялость, уперся левой рукой, поднял правую, чтобысунуть в рот два пальца, опорожнить желудок, выбросить отраву…

Сознание погасло, словно задули свечу.

* * *

...Сначала вернулось зрение, потом уже все прочее – в томчисле и горький, противный привкус, растекшийся по глотке и небу. Попытавшисьпошевелиться, Мазур ощутил себя словно бы парализованным, прошло несколькомучительных и страшных секунд, прежде чем он догадался опустить глаза – иувидел тонкие белые веревки, опутавшие тело так густо, что кое-где из-под нихне видно было одежды. Пошевелиться не удалось – замотан надежно и умело.Веревки впивались в тело при каждой попытке напрячь мускулы.

Только голова ворочалась. Он поднял глаза. Сначала увиделтри пары ног в кроссовках, разноцветные спортивные шаровары, потом всех сидящихцеликом – троих упитанных субъектов немногим старше тридцати, лица не злые,скорее презрительные, один в тонких золотых очках. Оказалось, Мазур лежал подокном, на правом боку, а Ольга сидела в высоком деревянном кресле у камина,связанная лишь по запястьям и лодыжкам, тоже пришедшая уже в себя, скореевстревоженная, чем испуганная.

– Проснулся, синий? – где-то даже ласково спросилчеловек в золотых очках. – Кошмары не мучили?

Второй ухмыльнулся, а третий, моложе всех и сразу казавшийсясамым простоватым на вид, громко заржал. Но тут же присмирел под укоризненнымвзглядом очкастого.

– Кто? – переспросил Мазур.

– Да ты не прибедняйся, синенький, – очкастый покривилгубы, сунул в рот сигарету. – Мы тут на тебя посмотрели, пока вязали, всягенеалогия прописана... Ты что же это хулиганишь, сука лагерная? Ну добро бы тывлез телевизор уволочь да на полу нагадить – но ты же в мой честный дом своюспаленную тачку приволок и нахально в гараж загнал... А если бы, не дай бог,милиция с проверкой? Что мне им сказать? Что это мы тех двух вертухаев вчерапристукнули?

– Вчера?

– Вчера, голубь ты рисованный, вчера... Ты уж прости, новалялся ты примерно сутки. И девочка твоя тоже. Хороший препарат, а? Признаюсьтебе честно, мы тут повеселиться хотели – бичи, знаешь ли, шкодят без всякогоуважения к частной собственности. Вот и поставили мышеловку, кто ж знал, чтозалетит такая пташка, начнет к тому же не с водочки, а с газировки...

– Значит, серьезный путешественник, – сказал второй.

– Да уж, да уж... – человек в золотых очках подошел кбильярдному столу, не прикасаясь, провел рукой над Мазуровымбарахлишком. – Самородное золото, пистолетик, два чужих документа, давдобавок на разные фамилии... Это у тебя хобби такое – ментов шлепать?

– Каких ментов? – стараясь сохранять спокойствие,спросил Мазур.

– Ну, голубь... Несерьезно. Насчет шантарского, чьи корочкивот тут алеют – тебе виднее. Но про тех двух прапорщиков, которых ты вчера натрассе замочил, в Пижмане только младенцы еще не слышали...

– Я их не убивал, – сказал Мазур. Голова почти неболела, только пакостный привкус во рту не проходил.

– А кто? Водила?

– Вообще-то, ты знаешь, мог и водила, – сказалвторой. – Дело туманное...

– А какая разница? – пожал литыми плечами человек в золотыхочках. – Пусть он мусоркам доказывает, мы же, слава те господи, непрокуроры... Не моя проблема. Главное, мы из-за него могли огрести кучухлопот...

– Попинать? – предложил третий.

– Чадушко мое, ты же одной ногой в Европе стоишь, апровинциализма так и не изжил... – поморщился очкастый. – Ну,попинаешь ты его. Кроссовки испачкаешь. Новые купишь. И где же здесь стратегияи тактика?

– Тогда – сдать ментам. Позвонить Кондратьичу, пусть пришлеторлов... А девочку сначала не грех и попользовать. Ишь, очаровашечка... Глазамистригет, как Мата Хари.

– Сдать, конечно, нетрудно, – протянул очкастый. Онничуть не издевался – просто рассуждал вслух. – Машину его ты отогналчерт-те куда, тут все чисто... Но я здесь вижу две сложности. Во-первых, как тыни крути, а на присутствующую здесь компанию ляжет тень – ма-аленькая такая,черненькая такая... Что при наличии недругов не то чтобы чревато, но неприятно.Оно нам надо? И потом, поди угадай, что этот разобиженный басмач начнет петь уследователя. Они ж, синие, мастера тискать романы. Пискнуть не успеешь, какокажется, что это мы его подучили, спрятать обещали, а в последний моментпередумали и сдали...

– Да кто его слушать будет?

– Может, никто. Может, все. Я тебе говорил не раз и ещеповторю: дурак как раз на том и сыплется, что полагает себя самым крутым.Тщательней надо, чадо... Когда вокруг теснятся конкуренты и завистники, нельзядавать против себя и тени компромата. Маленькая оплошка – и возгорится из искрыпламя... Мы с вами не генералы. Поручики-с... А поручиков сдают легко. Идостают легко из благополучных заграниц.