Мак-Говерн не обратил никакого внимания на тираду женщины;он говорил о рукописи Боба Полхерста.

— Самая лучшая книга о Гражданской войне, прочитанная мною,— рассказывал он мужчине со сливовой аурой, — но когда я посоветовалопубликовать ее, Боб ответил, что об этом не может быть и речи.

Представляешь? Премия Пулитцера была бы обеспечена, но…

— Луиза! Вернись! Не приближайся к нему!

Луиза оказалась рядом с Мак-Говерном раньше, чем Ральф успелдогнать ее. Она протянула руку, намереваясь схватить Билла за плечо. Ральфвидел, как ее пальцы погрузились в окружающий Билла мрак… А затем скользнулипрямо внутрь него.

Аура Луизы моментально изменилась: из серо-голубой срозоватыми прострелами она стала пылающе-красной. Изорванные клочья черногопронзили ее, как тучи мелких роящихся насекомых. Луиза закричала и отдернуларуку.

На ее лице промелькнули ужас и отвращение. Она поднесла рукук глазам и снова закричала, хотя Ральф ничего не увидел на ней. Узкие черныеленты кружились вокруг внешних границ ее ауры. Ральфу они напоминалипланетарные орбиты, отмеченные на карте Солнечной системы. Луиза метнулась всторону, но Ральф схватил ее за руку, и женщина слепо налетела на него.

А тем временем Мак-Говерн и его приятель спокойноприближались к питьевому фонтанчику, даже не догадываясь о присутствиикричащей, борющейся женщины в десяти шагах позади них.

— Когда я спросил Боба, почему он не хочет публиковатькнигу, — продолжал Мак-Говерн, — тот сказал, что я лучше других должен пониматьпричину. Я сказал ему… Луиза заглушила его, заорав во все горло:

— !!! — !!! — !!!

— Перестань, Луиза! Немедленно прекрати! Что бы с тобой нислучилось, это уже позади! Все кончилось, и с тобой все хорошо!

Но Луиза продолжала сопротивляться, разрывая его головубезмолвными криками, пытаясь поведать Ральфу, как ужасно это было, какой гниющийБилл и что внутри него находятся какие-то существа, съедающие его заживо, и этоужасно, но даже не самое худшее. Эти существа живые, сказала она, и ониосознавали ее присутствие.

— Луиза, я рядом! Я с тобой, и все хо… Один из ее кулачков,взметнувшись вверх, заехал ему в челюсть, и Ральф увидел звезды. Он понял, чтоони миновали ту стадию реальности, когда возможен физический контакт с другимилюдьми и предметами, — разве он не видел, как рука Луизы прошла сквозьМак-Говерна, словно тень десницы призрака? — но, очевидно, друг для друга ониоставались достаточно реальными; доказательством мог служить кровоподтек нащеке.

Ральф обнял женщину и прижал к себе, беря ее кулачки в плен.

Ее крики — !!! — !!! — !!! продолжали звенеть в его голове.Ральф положил ладони на лопатки Луизы и нажал. Он почувствовал, как из неговырвалась сила — то же случилось и утром, — ощущение, однако, было абсолютноиным. Голубой свет просочился сквозь бурлящую черно-красную ауру Луизы,успокаивая ее.

Сопротивление женщины ослабло, а затем и вовсе прекратилось.Он почувствовал, как она вздохнула. Вокруг и над ней поднималось только голубоесвечение.

Черные ленты исчезали из ее ауры одна за другой, снизувверх, затем начал рассеиваться и тревожный, наносной оттенок красного. Луизаприжалась головой к его плечу.

— Извини, Ральф, — я снова стала взрывоопасной.

— Скорее всего, так, но это ерунда, теперь с тобой всехорошо. А это самое главное.

— Если бы ты знал, как это ужасно… Вот так прикоснуться кнему.

— Ты держалась молодцом, Луиза.

Она взглянула в ту сторону коридора, где приятельМак-Говерна пил воду из фонтанчика, а сам Билл, прислонившись к стене,разглагольствовал о том, как Единственный и Неповторимый Боб Полхерст всегдаразгадывал кроссворды в «Санди Нью-Йорк тайме», вписывая ответы чернилами.

— Обычно он говорил, что это не гордыня, а оптимизм, —поведал Мак-Говерн, а в это время вокруг него сгущался саван, втягиваясь ивыступая изо рта, скользя между пальцами жестикулирующей руки.

— Мы ведь ничем не можем помочь ему, Ральф? Мы абсолютноничего не можем сделать?

Ральф крепче обнял Луизу. Он видел, что ее аура вернулась впрежнее — нормальное — состояние.

Мак-Говерн и его приятель теперь шли по коридору,направляясь в их сторону. Повинуясь импульсу, Ральф отодвинулся от Луизы изамер прямо перед Мистером Слива, слушающим болтовню Мак-Говерна насчеттрагедий старения и кивающим в нужных местах.

— Ральф, не делай этого!

— Все нормально, не волнуйся.

Но тут же он потерял уверенность, что все было нормально.Еще секунда, и он отступил бы назад, но в этот момент мистер Слива, невидящеглядя прямо ему в лицо, прошел сквозь него. Ощущение, охватившее тело Ральфа,было подобно покалыванию, которое чувствует человек, шевеля затекшей от длительногои неудобного сидения ногой. На долю секунды его аура и с Мистера Сливысмешались, и Ральфу стало известно все, что только можно было узнать об этомчеловеке, включая и сны, снившиеся ему в утробе матери. Мистер Слива замер наместе.

— Что случилось? — поинтересовался Мак-Говерн.

— Ничего, но… Ты слышал грохот? Похоже на выстрел выхлопнойтрубы автомобиля.

— Нет, слух у меня теперь уже не тот, что прежде. —Мак-Говерн хихикнул. — Если что-то действительно взорвалось, надеюсь только,что не в лабораториях ядерной физики.

— Теперь я тоже ничего не слышу. Скорее всего, просто моевоображение.

— Они свернули к палате Боба Полхерста.

Ральф подумал: «Миссис Перрин сказала, что это похоже напистолетный выстрел. Подруга Луизы подумала, что по ней ползает букашка,возможно, даже укусила ее. Просто различный подход; точно так же пианистыпо-разному исполняют одну и ту же пьесу. Короче говоря, люди чувствуют, когдамы соприкасаемся с ними. Не знают, что это такое, но, вне всякого сомнения,ощущают».

Луиза взяла Ральфа за руку и повела к дверям палаты N313.Они стояли в коридоре, глядя сквозь дверной проем, как Мак-Говерн усаживался настул у ног больного. В комнате собралось не меньше восьми человек, и Ральф немог видеть Боба Полхерста достаточно четко, но зато он видел другое: хотя Боб ибыл окружен плотным саваном, «веревочка» его оставалась нетронутой. Она имелатакой же неряшливый вид, как и ржавая выхлопная труба, отбитая в одном месте ипокореженная в другом… Но оставалась целой.

Ральф повернулся к Луизе:

— Этим людям ждать придется дольше, чем они рассчитывают.