Епископ говорил так ядовито, в голосе его было столькозапекшейся ненависти, что Рейневан почувствовал, как волосы шевелятся у него намакушке. Сердце принялось биться так сильно, что он испугался, как бысобравшиеся внизу не услышали. Однако у тех, внизу, на уме было нечто иное.Кашпар Шлик снова успокоил собравшихся и прекратил споры, а затем призвал кконкретному и спокойному обсуждению ситуации в Чехии. Спорщики в лице епископаКонрада, Готфрида Роденберга, Людвига Бжегского и Альбрехта фон Колдицаумолкли, а заговорили молчавшие до того чехи и моравцы. Ни Рейневан, ни Шарлей,ни Самсон Медок не знали никого из них, однако было ясно – или почтиясно, – что это паны из круга пльзенского ландфрида и верного Люксембуржцуморавского дворянства, сгруппировавшегося вокруг Яна из Краваржа, хозяина вИйчине. Вскоре оказалось, что один из присутствующих и есть тот самыйзнаменитый Ян из Краваржа собственной персоной.

Именно Ян Краварж, видный, черноволосый и черноусый, слицом, цвет которого доказывал, что он больше времени проводит в седле, нежелиза столом, больше других мог сказать о теперешней ситуации в Чехии. Его никтоне прерывал. Когда он говорил спокойным, даже немного бесстрастным голосом,все, склонившись, молча вглядывались в карту королевства Чехии, разложенную настоле, на том месте, с которого слуги убрали начисто обглоданный скелет быка.Сверху детали карты не были видны, так что Рейневану оставалось положиться навоображение, когда хозяин Ийчина говорил об атаках гуситов на Карлштайн иЖебрак, правда, безуспешных, и на Швигов, Обожище и Кветницу, к сожалению,вполне удачных. О действиях на западе против верных королю Зигмунту панов изПльзна, Локтя и Моста. Об атаках на юге, в данный момент удачно отражаемыхкатолическим объединением пана Олдржиха из Рожмберка. Об угрозе Иглаве иОломунцу, созданной союзом Корыбутовича, Божка из Милетинка и Рогача из Дубе.Об опасных для северной Моравы действиях Добка Пухалы, польского рыцаря гербаВенява.

– У меня пузырь переполнился, – прошепталШарлей. – Не сдержусь.

– Может быть, тебе позволит сдержаться знаниетого, – прошептал Самсон Медок, – что если тебя обнаружат, то второйраз ты отольешь уже на виселице.

Внизу заговорили об Опавском княжестве. И тут же разгорелсяспор.

– Пшемка Опавского, – заявил епископКонрад, – я считаю сомнительным союзником.

– Из-за чего? – поднял голову Кашпар Шлик. –Из-за его женитьбы? Из-за того, что он якобы взял в жену вдову Яна, князяРацибужа? А она ягеллонка, дочь Димитра Корыбуты, племянница польского короля иродная сестра Корыбутовича, доставляющего нам столько неприятностей? Уверяювас, господа, короля Жигмонда совершенно не волнует этот союз. Ягеллоны –семейство волчье, там чаще грызутся, чем стакиваются. Пшемек Опавский несойдется с Корыбутовичем только потому, что это его шурин.

– Пшемек уже заключил союз, – возразилепископ. – В марте, в Глубочках. И в Оломунце в день святого Урбана.Воистину быстро Опава и моравские паны договариваются с еретиками, быстрозаключают союзы. Что скажете, пан Ян из Краваржа?

– Не наговаривайте ни на моего тестя, ни на моравскоедворянство, – буркнул в ответ хозяин Ийчина. – И знайте, чтоблагодаря пактам с Глубочком и Оломунцем мы имеем сейчас мир в Мораве.

– А гуситы, – высокомерно усмехнулся КашпарШлик, – получили свободный торговый доступ в Польшу. Мало, ох мало же выпонимаете в политике, пан Ян.

– Если бы нас… – загорелое лицо Яна из Краваржапокраснело от злости, – если б нас своевременно… Когда на нас шел Пухала…Если б нас Люксембуржец поддержал, нам не пришлось бы ни о чем договариваться.

– Чего уж теперь вздыхать. Если бы да кабы, –пожал плечами Шлик. – Главное, что из-за ваших переговоров гуситы получилисвободные торговые пути через Опаву и Мораву. А упомянутый Добко Пухала и ПетрПоляк держат Шумперк, Уничув, Одры и Доляны, фактически блокируют Оломунец,обдирают рейдами и терроризируют всю округу. Это у них там мир, а не у вас.Паршивый вы сделали интерес, пан Ян.

– Рейды, – вставил со злой усмешкой вроцлавскийепископ, – не только гуситская профессия. Я дал гуситам под дых в двадцатьпервом году в Броумове и под Трутновом. Там гуситские трупы укладывалиштабелями. Небо было черным от дыма костров. А кого мы не убили и не сожгли,того пометили. По-нашему, по-силезски. Как увидишь теперь чеха без носа, рукиили ноги, знай – это результат того нашего удачного рейда. А что, господа, неповторить ли нам спектакля? 1425 год – год святой… Может, почтить егоистреблением гуситов? Я не люблю болтать впустую, не привык также нидоговариваться со змеюками, ни мира с ними заключать! Что скажете, господинАльбрехт? Господин Пута? Добавьте каждый к моим еще по двести копий и пехоту согневым оружием, и мы выбьем у еретиков дурь из головы… Осветится заревами небоот Трутнова до Градца-Кралове. Обещаю…

– Не обещайте, – прервал Кашпар Шлик. – А пылсвой попридержите до нужного момента. Для крестового похода. Ибо не в рейдахдело. Не в том, чтобы рубить ноги и руки, какой королю Жигмунду прок отбезруких и безногих подданных. Да и Его Святейшество жаждет не уродовать чехов,а в лоно истинной Церкви возвратить. И не в уничтожении мирного населения сутьдела, а в том, чтобы разбить таборитско-оребицкие войска. Так разгромить, чтобыони на переговоры пошли. Поэтому перейдем к делу. Какие силы выставит Силезия,когда будет объявлен крестовый поход? Прошу конкретно.

– Конкретно-то, пожалуй, – криво усмехнулсяепископ, – вы можете говорить с жидами. А разве дело – так сродственниками разговаривать? Ведь практически вы уже мой свояк. Впрочем, есливы настаиваете, извольте: я один выставлю семьдесят копий плюс соответствующуюпехоту и огнестрельцев. Конрад Кантнер, мой брат, ваш будущий тесть, дастшестьдесят конников. Столько же выставит, я знаю, присутствующий здесь ЛюдвигБжегский. Румпрехт из Любина и его брат Людвик соберут сорок. БернардНемодлинский…

Рейневан даже не заметил, как задремал. Разбудил его тычок вбок. Кругом стояла темень.

– Бежим отсюда, – буркнул Самсон Медок.

– Мы вздремнули?

– К тому же неплохо.

– Тингу конец?

– Во всяком случае, временно. Говори шепотом, за овином– пост.

– Где Шарлей?

– Уже шмыгнул за лошадьми. Теперь иду я. А потом ты.Сосчитай до ста и выходи. Через двор. Возьми охапку соломы, иди медленно,наклони голову, вроде как ты слуга, к лошадям идешь. А за углом крайней хаты –направо и в лес. Понял?

– Конечно.