Платье, которое для меня оставил Оскар, кричит о том, как он хочет блистать на троне. Пышное, огромное и отвратительное. С многочисленными камнями и украшениями. Оно безобразно и точно не моё. Но я надеваю его, застёгивая молнию сбоку, и вижу, как оно висит на мне. Вставляю в волосы гребень с такой же пышной фатой и переобуваюсь в туфли на высоком каблуке. Идиотизм. Моя рука тянется к кулону на шее, и я боюсь, что его порвут, когда увидят на мне. Хотя они уже должны были его увидеть, но сейчас я опасаюсь, что его попросту уничтожат. Я не знаю, вернусь ли я ещё раз сюда. Я не знаю, смогу ли вернуть себе свою ценность, но лучше пусть она будет погребена здесь, чем раздавлена и сломана.

Снимаю цепочку и прячу её под кровать. Там много пыли, и я сгребаю её, чтобы накрыть свою драгоценность.

Сажусь на постель и жду, когда за мной придут. Это всё выглядит, как неудачный спектакль. Такой же меня ждал бы с отцом. Так какая разница, когда это случится? Сейчас или же через год? Лучше знать своего врага в лицо, чем снова угадывать его слабости. А об Оскаре я уже знаю достаточно, чтобы в будущем убить его вместе с отцом. Я готова на это. Готова сидеть за решёткой, и мне не стыдно за свои мысли. Я люблю преступника, и сама такая же. Так зачем вспоминать о сострадании, когда никто не пожалел нас с Рафаэлем?

Дверь открывается, и я поднимаюсь с постели. Оскар, облачённый в белый смокинг с красной бабочкой, быстро оглядывает меня с ног до головы. В который раз поражаюсь его безвкусной манере представляться богатым среди нищих.

– Немного велико, но сойдёт. Поехали? Ты счастлива? – Улыбаясь, Оскар протягивает руку, и я вкладываю в неё свою.

– Конечно. Жду не дождусь той минуты, когда ты сдохнешь, – с милой улыбкой отвечаю ему.

– Чистосердечно, – хмыкает он и выводит меня из комнаты.

Идти в этом безобразном платье сложно. Туфли жмут, а чёртова фата вот-вот свалится с головы. Но я иду, и мне почему-то очень спокойно внутри. Я не хочу кричать, не хочу дёргаться, бежать куда-то и искать выход. Я плыву по течению, довольно равнодушно принимая обстоятельства такими, какие они есть. Я не знаю, почему так себя чувствую. Я не могу этого объяснить и не хочу.

Мы выходим на улицу, и я вижу многочисленные бедные дома в неблагополучном районе Лондона. Это место, где родился Рафаэль. И я не испытываю неприязни к бегающей вокруг нас с Оскаром детворе, с открытыми ртами разглядывающей моё, переливающееся в ночи, платье. Мне их так жаль. Если бы я могла приехать сюда раньше, задумавшись о том, что они живут вот так плохо, то я бы отдала часть себя, чтобы помочь кому-то из них, похожему на Рафаэля. Если бы… но уже поздно горевать о том, что несбыточно. Мне очень жаль, что в мире существует такое разделение людей. Одинаковых людей. Это всегда было и будет. Это бизнес и ничего личного.

– В той машине Эль, – произносит Оскар, когда мы останавливаемся у джипа. Он указывает на ещё один внедорожник, стоящий впереди нас.

– Я хочу, чтобы он видел момент, когда я скажу «да», – мой голос так и не вернулся. Или же я просто не желаю его слышать, поэтому шепчу. Сухо, без каких-либо эмоций.

– Надо же, сама хочешь причинить ему боль? – Усмехается Оскар.

– Да.

Ложь. Он поймёт всё. Поймёт каждый звук, который вырвется из моего горла. Поймёт мой взгляд. Поймёт мои движения. Поймёт моё сердце. Мне нужны его глаза. Я нуждаюсь в том, чтобы последний раз взглянуть в них и обрести силу улыбаться с гордостью. И я буду улыбаться, потому что улыбка – это насмешка над тем, что происходит со мной. Это вызов, который я брошу всем вокруг, и Рафаэль это поймёт.

Мы едем по улицам ночного Лондона. Как же давно я не ощущала себя дома… но и сейчас внутри меня нет этого чувства. Моё сердце молчит. Оно замерло и бьётся машинально, чтобы никто не догадался о долгом и смертельном сне моей души.

Замечаю, что мы уже отъезжаем от Лондона на довольно приличное расстояние и двигаемся по набережной к строительству нового моста через Темзу. Конечно, я и не рассчитывала на то, что Оскар выберет нормальное место, но и такого тоже не ожидала. Это не всё. С моим «да» ничего не закончится. Это лишь заминка перед главным действием. А вот перед каким, я понятия не имею.

– Сиди в машине. Следи за ней, – бросает Оскар, когда мы останавливаемся перед воротами строительного сооружения. Он выходит из машины и приближается к охране. Они о чём-то говорят, и, видимо, Оскар платит им, когда ворота открываются, и первый автомобиль въезжает внутрь. Он возвращается и даёт команду ехать дальше. Оборачиваясь, вижу, что ворота не закрываются, а охрана просто исчезает с периметра. Здесь никого нет. Ни души, кроме нас.

– Смотри, я не врал, – Оскар указывает на машину, едущую впереди нас, из которой выходит огромных размеров мужчина, вытаскивая за собой Рафаэля, одетого в лёгкую футболку, поверх неё кофта на молнии и спортивные штаны. Он же замёрзнет. На улице довольно холодно, я это сама ощутила в этом безобразном платье. Рафаэль не может ступать на ногу, поджимает её и смотрит в нашу сторону. Он здесь. Живой. Избитый. Но он рядом. Это хорошо. Его толкают в спину, приказывая идти, и помогают двигаться вперёд.

– Священник на месте? – Интересуется Оскар.

– Да, документы все у него, осталось только подписи поставить, – отвечает водитель.

– Отлично. Как только мы окажемся на месте, чтобы никого из вас здесь не было. Я дам знать, когда вам нужно будет вернуться. Ну что, принцесса, – он поворачивается ко мне. – Пришло время стать твоим королём.

Оскар выходит из машины и протягивает мне руку, чтобы помочь выбраться из неё в этом огромном платье. Игнорирую его руку и выползаю, поправляя платье и чёртову фату, которая постоянно сваливается с волос.

– Мы должны выглядеть счастливыми. Первое правило хорошего брака – уметь играть, а ты этому обучена, Эмира, – Оскар грубо хватает меня за руку и ведёт за собой. Я оступаюсь на рыхлой земле, на которой повсюду разбросаны камни и строительный материал. Каблуки проваливаются в землю, отчего я постоянно останавливаюсь, чтобы подхватить юбку и приподнять её, чем вызываю недовольство на лице Оскара. А что он ожидал? Нарядил меня, как бабу на чайник, и ещё хочет, чтобы всё было идеально. Придурок.

Мы подходим к подъёмнику, и я уже опасливо озираюсь. Это меня пугает. Наверху идёт стройка, это довольно критичная высота для бракосочетания. И я не понимаю, зачем Оскару именно здесь понадобилось проводить церемонию? Почему именно это место? Что в нём такого, кроме удалённого расстояния от города, и отсутствия людей поблизости? Вряд ли нам, вообще, помешали бы. Об отце и его помощи я уже даже не думаю. Он для меня умер.

Поднимаемся наверх и оказываемся на площадке. Я вижу Рафаэля, стоящим на коленях под дулом пистолета, находящегося в руке у амбала, который в другой держит резиновый шнур и шприц. Рафаэль поворачивает голову ко мне и молчит. Его потрескавшиеся и разбитые губы сурово поджаты. В таком освещении я не могу разглядеть его глаз. Недалеко стоит мужчина с папкой. Он напуган и взглядом ищет вариант побега. Они его запугали, сильно запугали. Он здесь не по своей воле, как и большинство из нас. Оскар, обнимая меня за талию, выходит в центр площадки, и мы останавливаемся у края, а внизу Темза. Очень высоко. Слишком высоко, и меня начинает мутить от страха. Зачем?