ответа или публичной реакции на эту вакханалию. Он сумел свое человеческое достоинство сохранить. Вынужденно покинув Большой театр, он в результате остался победителем в этом конфликте. Те, кто его свергали, вскоре сами оказались за пределами ГАБТа, а Григорович вернулся туда, как и его балеты.

31 декабря 2000 года я танцевал «Щелкунчика». Это был последний спектакль Большого театра, закрывавший год, век, эпоху. Дирижировать балетом должен был новый художественный руководитель театра Г. Н. Рождественский, который являлся дирижером-постановщиком «Щелкунчика» Ю. Григоровича в 1966 году.

Перед репетицией мне кто-то сказал: «Знаешь, Геннадий Николаевич теперь играет в два раза медленнее, чем когда-то». Это было правдой. Если ему говорили: «Геннадий Николаевич, ну, вы же делали спектакль, мы можем поставить пластинку, все шло в два раза быстрее, под такой медленный темп тяжело танцевать, все „садятся“ на ноги!» На что Рождественский неизменно отвечал: «Я был молодой дурак, я все переосмыслил, сейчас надо Чайковского играть вот так!» Он не переносил вмешательства в свою работу.

Я, как премьер, имел право вызвать дирижера к себе на репетицию. Вызвал. Геннадий Николаевич не пришел. Рождественский есть Рождественский. В театре еще работало правило субординации. Я пошел к нему в кабинет перед спектаклем. Геннадий Николаевич встал, поздоровался. Смотря на меня с прищуром, хитро улыбнулся: «Ну, что хочешь меня попросить?» А его исполнители постоянно донимали, приходили, просили, чтобы там помедленнее, а вот здесь побыстрее… «Я ничего у вас не хочу просить. Будете играть быстро – я станцую, медленно – я тоже станцую, с удовольствием. Единственное, просьба посмотреть на меня, близорукого, на вариации, чтобы мы вместе вступили». Он озадаченно сказал: «Хорошо».

Тот «Щелкунчик» был станцован мною не просто хорошо, а чисто-чисто-чисто, есть видеозапись. Вариацию я закончил эффектными pirouettes и сел на колено. Рождественский за пультом развел руки, показывая оркестру, что я его удивил так удивил, и стал мне аплодировать. После этого спектакля Геннадий Николаевич ко мне очень расположился. Я заслужил возможность с ним разговаривать. Он дирижер был фантастический, гениальный музыкант и человек необыкновенный.

Новый век и новое тысячелетие для меня в театре началось на Рождество. 6 января в театр прибыли президент В. В. Путин с канцлером Германии Г. Шредером. Мы с Лунькиной танцевали «Жизель». После спектакля нас пригласили в Правительственную ложу, сказали какие-то добрые слова, вручили памятные подарки.

41

Неожиданно раздался телефонный звонок. В трубке голос Вазиева: «Мы восстанавливаем „Легенду о любви“, можешь станцевать?» Я не стал ждать, чтобы меня упрашивали, поехал в Петербург, «Легенда» в Большом театре на тот момент не шла.

В тот приезд в Мариинском театре меня очень удивило распределение педагогов. У нас в ГАБТе репетиции вели обычно те, кто эти партии прежде сам исполнял. М. Т. Семёнова и Г. С. Уланова репетировали «Легенду», поскольку работали на премьере с Ю. Н. Григоровичем. А тут Ширин – Майя Думченко, а ее педагог Ольга Ченчикова, танцевавшая Мехменэ Бану и никогда Ширин. Мехменэ у меня Юля Махалина, а репетировала с ней Елена Евтеева – исполнительница Ширин. Можно сказать, все наоборот. Хорошо хоть мне повезло с Реджепом Абдыевым, танцевавшим Ферхада, мы с ним очень подружились, репетировали с удовольствием.

А на дворе зима, январь… За день до спектакля, возвращаясь в отель по плохо освещенной улице, я попал ногой в люк, подвернув ногу так, что встать на нее не мог. Выяснилось, что в голеностопе порваны боковые связки, а я – единственный исполнитель Ферхада, никого больше нет! Ночь я провел, меняя холодные компрессы, к утру щиколотка дико опухла. Добрался кое-как до театра. Вечером спектакль, отказываться бессмысленно, надо что-то делать.

И похромал я прямо домой к Жанне Аюповой, которую тогда видел второй раз в жизни после нашей совместной «Сильфиды», благо она рядом с театром жила. Но не к самой Жанне, а к ее мужу, потому что Юрий Волков – доктор, мануальщик, массажист. Когда он открыл дверь, я, увидев его улыбку, почувствовал исходящую от него какую-то фантастическую энергию и понял, что спектакль я станцую. Юра вправил мне ногу, поколдовал над ней, отек очень быстро сошел. Вечером он приехал в театр, сделал укол. Нога у меня была синяя, но «Легенду» я станцевал. Как можно отказаться от спектакля, который ты обожаешь? На следующий день я вернулся в Москву, но наступить на ногу уже не мог.

2001 год оказался для меня безумно интересным, насыщенным самыми разными событиями. Еще хромая, вместе с Илзе Лиепой для какого-то концерта мы начали готовить дуэт из «Шехеразады» М. Фокина. Илзе поначалу очень сомневалась вставать со мной в пару или нет, потому что я был очень худым, даже субтильным. Андрис сестру уговорил, пообещав, что мы будем выглядеть гармоничной парой. Так сложился наш с Илзе многолетний творческий тандем.

Готовясь танцевать «Шехеразаду», я читал книги, смотрел эскизы Л. Бакста, фотографии, связанные с «Русскими сезонами» С. П. Дягилева. Сшил себе роскошный костюм, стараясь воспроизвести все его детали, как полагается, включая серьгу в ухе. Как же мне досталось от критиков г. Москвы и Московской области! Мол, как обычно, Цискаридзе решил выделиться, напридумывал невесть что. Мои рассказы о том, что Михаил Фокин танцевал с серьгами, а у Вацлава Нижинского были не только серьги в ушах, но и кольца на руках, только подлили масла в огонь. Но к этому моменту подобные выпады меня уже не задевали. Где-то даже было жаль этих убогих людей, они же книг не читают.

42

Историческим моментом того сезона стало возвращение Ю. Н. Григоровича в Большой театр. Его пригласили сделать новую редакцию своего «Лебединого озера». Едва Юрий Николаевич успел переступить театральный порог, к нему бросился фотограф Михаил Логвинов, чтобы запечатлеть знаменательное событие. Григорович не появлялся в ГАБТе пять лет. «Ой, Юрий Николаевич, – воскликнул Миша, – как символично я вас встретил у выхода Большого театра!» «Не у выхода, а у входа!» – поправил его Григ.

Началась работа над «Лебединым». Главный вопрос – кто будет танцевать на премьере Одетту-Одиллию – оставался открытым. Никто из ведущих балерин Григоровичу не подходил. Грачёва в декрете, Степаненко шла вторым составом. В конце концов на первый состав выбрали Волочкову. По театру пошла волна возмущения…

Неожиданно Юрий Николаевич вызвал меня и попросил поехать в Лондон, станцевать его «Щелкунчик» с труппой Молдавского театра оперы и балета. Еще сказал: «Знаю, сколько лет ты ждешь Принца в „Лебедином озере“. Я тебя очень прошу – станцуй Злого гения? Когда-то я не дал тебе его станцевать, ты ломал счастливый финал балета. Но сейчас финал будет трагический. Обещаю, сразу, как только пройдет премьера, ты станцуешь своего Принца. Сам прослежу, чтобы у тебя был спектакль».

Вернувшись из Лондона в Москву, я сразу же уехал в Петербург на I Международный фестиваль балета