В рецензицируемой книге ошибочно утверждается, что русские армии действовали в первые месяцы войны по плану, разработанному М. Б. Барклаем де Толли в 1810 г. (с. 54). Указанный проект вернее назвать планом подготовки к войне, а окончательный вариант действий был определен под руководством Барклая незадолго до начала войны. На страницах работы повторяется и мемуарное предание о том, что еще в 1807 г. Барклай, находясь в Тильзите, в разговоре с историком Б. Нибуром высказал идею заманивания Наполеона вглубь страны, которую осуществил в 1812 г. Нибур же, в свою очередь, рассказал об этом М. Дюма для передачи Наполеону (с. 9). Но мнение Дюма-мемуариста носит легендарный характер и как свидетельство, полученное не из первых рук (Барклай ― Нибур ― Дюма), должно заставить серьезного исследователя усомниться в нем… Даже если такой разговор был на самом деле, то одно дело ― частное мнение командира бригады, коим Барклай был в 1807 г., и совсем другое ― план военного министра, принятый после серьезного анализа всех деталей обстановки и трезвой оценки последствий. Добавим, что до войны Барклай разрабатывал не только оборонительные проекты, но и планы наступательных действий. Досадная ошибка ― в книге неправильно указаны инициалы Г. Фабри. Этот известный французский публикатор выпустил первые два тома документов, зашифровав себя как I. G. F. ― лейтенант Габриэль Фабри. Н. А. Троицкий же воспользовался первой буквой в качестве инициала ― Л. Фабри. Не учитывать такие тонкости ― профессиональное упущение.

Говоря о книге в целом, можно сказать, что в ней заложена база для радикального пересмотра общих представлений об эпохе 1812 г., скрепленных мощными авторитетами и долголетней традицией. Н. А. Троицкий попытался «очистить» марксистское направление в историографии 1812 г. от накопившихся пороков. Будучи честным исследователем, автор подвел весьма неутешительные итоги развития направления, к представителям которого относится и он сам. Приведенные в книге факты, помимо авторской воли, зачастую выносят приговор марксистскому объяснению истории.

Сейчас наша наука, как и общество, находится на перепутье. Сможет ли марксистское направление в историографии 1812 г. модернизироваться и продолжить свое существование? Пойдут ли по проторенной советской тропе последующие поколения историков? Видно будет. Думаю, что они будут искать новые пути.

Доктор исторических наук А. Г. Тартаковский (Институт российской истории РАН) хорошо известен своими трудами в области истории, историографии и источниковедения Отечественной войны 1812 г. Его новую монографию о знаменитом русском полководце Михаиле Богдановиче Барклае де Толли, выпущенную издательством «Археографический центр», можно рассматривать как результат многолетних исследований опытного профессионального историка.

Учитывая, что сравнительно недавно уже вышли работы, посвященные жизненному пути М. Б. Барклая де Толли[625], автор стремился избежать хрестоматийно детализированного описания в хронологической последовательности биографических подробностей своего героя. В книге как раз удачно сочетаются проблемный и хронологический подходы. В то же время, создавая яркий и запоминающийся образ полководца, А. Г. Тартаковский использовал биографический жанр для нового прочтения истории и затронул самые разные аспекты общественной и военно-политической жизни России начала ХIХ в., имевших отзвук и в последующих событиях. Кроме того, постоянно присутствующий на страницах его монографии историографический и литературный фон позволил ему весьма доказательно раскрыть ряд проблем, которых ранее историки даже не касались.

Начав с разбора пушкинской апологии Барклая (знаменитого стихотворения «Полководец») и возникшей по этому поводу полемики в обществе, а также дав новую расшифровку многослойного смысла этого поэтического произведения в контексте борьбы мнений того времени, автор смог умело, точными мазками реконструировать не только «труды и дни» своего героя, но и удачно воссоздать общий облик эпохи.

Из событий в центре внимания оказался первый этап военных действий 1812 г., пока еще слабо освещенный в отечественной литературе и связанный со стоической фигурой «неразгаданного» полководца. В первую очередь, в монографии показана роль Барклая в предвоенной «битве мозгов» России и наполеоновской Франции. Убедительно представлена его деятельность как разработчика плана отхода русских армий в глубь страны из-за численного перевеса сил противника в самом начале кампании 1812 г. Именно этот план он и стал осуществлять с первых дней войны, но, после соединения двух русских армий под Смоленском, отступательная тактика неминуемо вызвала взрыв недовольства в среде генералитета и штабной молодежи. Автор сумел показать юридический статус главнокомандующего 1-й Западной армии, взявшего на себя руководство всеми войсками, его место в иерархической структуре Российской империи, взгляды на него различных общественных слоев страны и на этом фоне вскрыл истинные причины недовольства им русского офицерского корпуса. Едва ли не впервые в историографии представлена и картина борьбы в тот момент генеральских группировок в русском стане. Но если в предшествующей литературе смоленский эпизод трактовался как личный конфликт двух главнокомандующих, то А. Г. Тартаковский оценил его как генеральский заговор (даже мятеж) с целью отстранения от власти Барклая. Социально обусловленные мотивы широкой антибарклаевской критики исходили из его репутации либерала. Не случайно его имя прочно ассоциировалось у многих консервативно настроенных современников (в том числе и в армии) с сосланным незадолго до начала войны реформатором М. М. Сперанским (с. 121–129).

В августе и сентябре 1812 г. Барклай пережил глубокую моральную травму. Увольнение от должности военного министра, участие в Бородинской битве (по мнению современников искал смерти) и, как следствие практического отстранения от дел, отъезд из армии стали составными элементами развития его нравственной драмы. Но самый болезненный удар покинувший воинские ряды полководец получил, прочитав 7 октября 1812 г. в газете «Северная пчела» опубликованный там рапорт М. И. Кутузова к Александру I о сдаче Москвы, в котором утверждалось, что потеря древней столицы была предопределена оставлением Смоленска (с. 156). Оскорбленный Барклай (на него перекладывалась вина за сдачу Москвы) потребовал возможности в письменном виде защитить репутацию, как свою, так и армии, которой он командовал. Один за другим из под его пера вышел ряд документов, получивших затем известность под общим названием оправдательных записок Барклая.