Телефонный звонок от Игнатия вытолкнул Марию из воспоминаний, и когда она взяла трубку, голос звучал тепло и ровно:

– Да, Игнат, я успеваю, не беспокойся, все будет хорошо. Главное, расскажи Филиппу о Модильяни, мне кажется, это важно.

Лос-Анджелес, 2014 год

И снова Америка. С сумкой в руке Филипп медленно прошел вдоль искрящегося бульвара. Опутанные гирляндами деревья с голубыми лампочками превращали город в голубой сад. Наверное, выбирая подсветку, декораторы хотели напомнить о зиме, но погода их желания проигнорировала и выдала плюс двадцать градусов Цельсия.

Явно подвыпивший Санта-Клаус на роликовых коньках выписывал замысловатые кренделя.

С трудом удержав равновесие, он с лихим задором выкрикнул прямо в ухо:

– Счастливого Рождества, парень!

– Счастливого Рождества, – отозвался Филипп, и ему показалось, что Полишинель высунул из сумки любопытный нос. – Ну что, дружок, – обратился к нему Филипп, – хочешь сказать, что Рождественские праздники не самое лучшее время для визитов? Сам знаю, но так случилось.

Поскольку Полишинель молчал, Филипп перекинул сумку через плечо и прибавил шагу, пробиваясь сквозь плотную толпу прохожих. На круглой площади он постоял около высоченной ели в форме золотистой спирали. Где-то неподалеку должна быть квартира Тессы. На днях он написал ее мужу, Гомеру Кларку, и получил пусть не самое любезное, но приглашение.

Разговор предстоял настолько серьезный и щепетильный, что ради него Филипп решил надеть пиджак, подчеркивая официальность встречи.

«Интересно, знает ли мистер Кларк, что я бывший жених его жены?» – подумал Филипп, когда стеклянный лифт поднимал его на пятьдесят шестой этаж небоскреба в Даунтауне.

Длинный коридор с мраморным полом повел мимо ниши с миниатюрным садиком, где около стеклянной стены стояли пышные пальмы в огромных кадках. Чуть далее – дверь в тренажерный зал с логотипом бассейна. Если учесть парочку кафетериев и небольшой магазинчик на нижнем этаже, то в здании можно жить не выходя наружу.

Предупрежденный охраной, мистер Кларк ждал на пороге. Обмениваясь рукопожатием, Филипп отметил, что у мужа Тессы на редкость неприятное лицо со стесанным носом и тонкой щелью рта, как у почтового ящика.

– У меня очень мало времени, мистер Никольский, и я согласился вас принять только потому, что вы достаточно весомо аргументировали свою просьбу.

Проведя Филиппа в кабинет, обставленный кожаной мебелью, мистер Кларк жестом указал на кресло:

– Прошу, присаживайтесь.

– Благодарю вас.

Они сидели друг напротив друга, и пальцы мистера Кларка нервически бегали по ручке кресла, оставляя на коже еле заметные влажные пятна.

– Мистер Кларк, как я упоминал, мое дело очень личное и сугубо конфиденциальное. Обещаю, что все, сказанное в этих стенах, останется строго между нами.

Поскольку мистер Кларк побледнел, Филипп смягчил тон:

– Не беспокойтесь, я специалист по охранным системам и умею хранить чужие тайны.

Мистер Кларк достал белоснежный платок и промокнул пот со лба.

Еще дома Филипп решил, что не будет впутывать Тессу, поэтому осторожно произнес:

– До моей семьи дошли слухи, что вы приобрели рисунок дамы в зеленой шляпе работы Амадео Модильяни, – он постарался дружелюбно улыбнуться. – Мой отец предположил, что, возможно, картинка принадлежала нашей семье. На уголках должны остаться следы от пяти кнопок. Не четырех, как обычно, а пяти. А на обратной стороне еле заметный след от красного карандаша – озорство моей тети Барбары.

Глаза мистера Кларка мигнули и застыли, наливаясь холодом.

– Раз уж вы знаете о покупке, то я не буду допытываться об источнике вашей информации, – сказал он после долгой паузы, – но Дом Сотбис проверяет вещи перед продажей и воровство полностью исключено. Если вы пришли предъявить мне претензии в нечестности, то я вызываю своего адвоката.

Филипп поспешил успокоить:

– Нет, абсолютно никаких претензий. Бабушка подарила рисунок одному спасенному мальчику во время войны. Конечно, времени прошло немало, и бабушки с тетей давно нет в живых, тем не менее наша семья хочет проследить судьбу того мальчика. Я осведомлен, что имена продавцов раритетов не разглашаются, но, прошу вас, будьте так любезны, скажите, это он? – летящим росчерком пальца Филипп написал на телефонном мониторе фамилию Брюль и показал мистер Кларку. – Просто кивните, мистер Кларк, и я больше не отниму ваше время.

– Да, это он, – с каменным выражением лица произнес мистер Кларк. – Ему почти девяносто лет, и он жив.

– Благодарю вас, – вставая, сказал Филипп, – продавец рисунка оказал мне огромную услугу, которая стоит гораздо больше миллионов долларов. И, сказать по правде, мне страшно подумать об ошибке, которая неизбежно бы произошла, окажись Модильяни у меня.

Он крепко пожал руку мистеру Кларку, подумав, что на самом деле Гомер Кларк отличный парень.

– Мистер Никольский, один нескромный вопрос, – глазами мистер Кларк указал на сумку, из которой торчал кусочек пестрой ткани, – что у вас там?

– О, там подарок для моей невесты – кукла Полишинель.

Расстегнув молнию, он продемонстрировал мистеру Кларку деревянное личико с острым носом.

– Если ваша невеста довольствуется дешевой игрушкой, то вы счастливый человек, мистер Никольский. – Гомер Кларк глубоко вздохнул и задумчиво повторил: – Очень счастливый.

Израиль, 2014 год

Желто-зеленый попугай прошелся по перилам балкона, а потом нагло перескочил на стеклянный столик. Его круглый глаз требовательно взглянул на старика в мягких джинсах и теплой клетчатой рубахе.

С покорным вздохом старик положил на стол дольку яблока и стал смотреть, как крепкий клюв попугая раздирает рыхлую мякоть. Попугай прилетал к нему всю последнюю неделю, скрашивая чувство невыносимого одиночества. Оно навалилось после продажи рисунка Модильяни и прочно угнездилось в душе ожиданием последних дней жизни.

Дрожащая рука старика переместилась на каталог Аукционного дома с иллюстрацией дамы в зеленой шляпе. С того момента, как он впервые увидел рисунок в Париже на стене комнаты, прошла целая вечность. Старик ласково погладил глянцевую бумагу, повторяя пальцем карандашные линии. Изображенная женщина была прекрасна.

Он не мог пересилить себя и расстаться с рисунком, хотя сразу после войны была мысль приехать в Париж и вернуть его хозяевам. Но тут на его голову обрушилась любовь и он не смог от нее оторваться. Потом родилась Мирра и надо было тяжело работать, потому что ребенок должен быть обут, одет и иметь приличную крышу над головой. Мирра росла, добавляя в жизнь тревог и хлопот. В пять лет она каталась на велосипеде и сломала ногу. После школы захотела учиться не где-нибудь, а в Гарварде. О, как он был горд, увидев на ее плечах черную мантию выпускника! Красный воротник на черном шелке напомнил ему о войне и о том куске муара, которым