На лице Макареты отразилось сомнение, однако она с радостью приняла чашку и сделала глоток.

– Немного практики тебе не повредит. Пристрастие к колдовству превращает тебя в калеку. Как ты еще ложку сама держишь.

– Не колдовство, а Искусство, – поправила заклинательница.

– Без разницы, – отмахнулась Имали. – Понимаю, здесь скучно. Может, найдешь какое-нибудь занятие по душе?

Макарета пожала плечами.

– Помнится, тебе нравилось рисовать.

– Да, – кивнула девушка, – я любила рисовать и создавать скульптуры, но это было до того…

– До того как ты восстала против фэйна и повергла в прах весь наш образ жизни? – нахмурилась Имали. – Пожалуй, рисовать пейзажи и натюрморты не столь захватывающе, как устраивать перевороты. Но все-таки давай попробуем. Я принесу тебе глину и краски. Можешь работать в гостиной. Мне нравятся красивые картины и статуэтки. Сделай для меня несколько, хорошо?

Макарета кивнула, впрочем, без энтузиазма, желая лишь угодить хозяйке.

Девочка до сих пор не в себе.

Прежде чем явиться к Имали, Макарета целый год скрывалась. Удивительно, что ее не поймали. Ясно одно: за это пришлось заплатить, и дорогой ценой. Должно быть, она каждый день, каждое мгновение проводила в ожидании мучительной смерти. Страшно даже представить.

Конечно, в одночасье она не оправится, но надеюсь, ей удастся взять себя в руки. Мне нужен могущественный миралиит, а не напуганная девчонка.

Имали сделала мысленную пометку – купить на рынке немного осоки. Видимо, все же стоит попробовать сплести корзину.

Весть о возвращении фэйна прибыла за несколько часов до его появления. Имали приказала подготовиться к встрече. Жители Эстрамнадона, надев лучшие одежды, выстроились на улицах. Им предстояло радостно приветствовать победоносную армию и великого полководца. Имали не во всем соглашалась с политикой Лотиана, хотя и считала, что фэйн заслуживает пышной встречи.

Она стояла на ступенях дворца, плечом к плечу с другими членами Аквилы. Оттуда открывался прекрасный вид на площадь и главную улицу, однако из-за зданий и деревьев жители сперва услышали шум прибывающего войска, и лишь потом его увидели. Забили барабаны, затрубили фанфары – и вдруг смолкли. Стало так тихо, что до ушей Имали донесся звук шагов фэйна, прежде чем сам он появился из-за угла.

– Великий господь наш Феррол! – ахнул Волхорик.

Несколько месяцев назад две тысячи гордых фрэйских воинов в сверкающих доспехах и пятьдесят миралиитов в белоснежных ассиках покинули город, дабы преподать урок жалким рхунам; с войны вернулась лишь горстка грязных, окровавленных калек. Некогда великая армия тащилась домой под испуганный ропот тех, кто вышел отпраздновать победу.

Можно было бы воспользоваться моментом, публично осудить высокомерие и самоуверенность Лотиана, унизить его самого и все сословие миралиитов. Однако, глядя, как фэйн медленно восходит по ступеням, Имали не могла вымолвить ни слова.

Она предполагала, что Лотиан обратится к толпе и произнесет речь. Нужно дать объяснения, успокоить страхи, помочь всем понять происходящее. Вместо этого он, не замедлив шага, направился во дворец.

– Мой фэйн, – тихо произнесла Имали с уважением и сочувствием, которые не слишком-то проявляла прежде, – вы должны что-то сказать. Ваш народ…

Лотиан устало взглянул на нее. Его плечи поникли, лицо осунулось.

– Скажи ты, у тебя лучше получится.

– Что именно сказать?

– Речь идет о жизни и смерти. Мы должны уничтожить рхунов, иначе они уничтожат нас.

За побежденным фэйном шел его сын, Мовиндьюле. Мальчик бросил несмелый взгляд на Имали и обреченно покачал головой. Куратор Аквилы не знала, о чем он думает, и вознамерилась это выяснить в самое ближайшее время. Похоже, ситуация кардинально изменилась, а значит, послание от самопровозглашенного вождя рхунов может превратиться из инструмента политических интриг в способ избежать гибели.

– Мой фэйн, я получила письмо из Алон-Риста, от правителя рхунов, – вполголоса произнесла Имали. – Они желают заключить мир.

– Наверняка его отправили перед последней битвой, когда мы одерживали победу, – покачал головой Лотиан. – Никто не предлагает мир побежденным, – еле слышно добавил он и направился в Тэлвару.

Фэйн с принцем скрылись во дворце. На глазах у потрясенной толпы ворота захлопнулись. Имали подумала, что, как и Лотиан, недооценивала рхунов, и поклялась никогда не повторять эту ошибку.

– Брин!

Хранительница Уклада выкапывала колышки, удерживающие палатку, в которой они с Падерой прожили почти год.

Тяжело дыша и лоснясь от пота, Хэбет одарил ее лучезарной улыбкой. Сколько Брин себя помнила, он был Хранителем Огня клана Рэн. В его обязанности входило поддерживать огонь в чертоге; очень важное дело, ведь все жители далля брали оттуда угли для жаровен и ламп. Хэбету прекрасно подходило это скучное, зато простое занятие, потому что и сам он был до чрезвычайности прост. Некоторые, вроде Сэккета или Хита Косвелла, считали его убогим. Крир, любивший поиздеваться над Гиффордом, не упускал случая поддеть и Хэбета, однако без особого успеха – тот не понимал смысла шуток. Брин считала, что Хэбет не тупой, а медлительный; как и в случае с Гиффордом, его недостатки бросались в глаза сильнее, чем достоинства.

– Тебя Падера ищет, – произнес он в своей обычной манере – тихо и медленно, будто вот-вот уснет.

– Я палатку собираю. Передай ей, приду, когда закончу, – раздраженно отозвалась Брин.

Они с Падерой последние полтора года жили вместе, сперва в симпатичном домике в Алон-Ристе, затем в этой тесной палатке. Брин, как могла, заботилась о старухе – весьма неблагодарное занятие, ведь ее старания никто не принимал всерьез, в первую очередь сама Падера.

– Тебя Падера ищет, – повторил Хэбет.

– Вечно она меня ищет, а я, между прочим, тут за нее работаю.

Брин и остальные беженцы из Алон-Риста пережили суровую зиму в долине Высокое Копье, на южном берегу восточного русла реки Берн. Тонкая ткань палатки не защищала от пронизывающего ветра, так что Брин почти каждую ночь дрожала от холода. Девушка обрадовалась наступлению весны, однако ее приход сулил возобновление военных действий.