Я уронила руки с чувством невероятной беспомощности.

— Рэйчел? — окликнул меня Гленн с улицы, и яобернулась.

— Нас выселяют, — сказала я, пошевелив бумагой в знакобъяснения. — Тридцать дней сроку.

Меня стала пробирать злость. Гленн прищурился:

— Ведьма, не надо, — сказал он, посмотрев на моисжатые кулаки.

Я смотрела вдоль улицы, ничего перед собой не видя и тольковсе сильнее злясь.

— Я его убивать не стану, — сказала я. — Несчитай меня совсем уже дурой. Это приглашение. Если я к нему не приду, ончто-нибудь похуже придумает.

Черт, он же до матери может добраться.

Гленн убрал голову, открыл дверцу и вышел. У меня давлениепоползло вверх.

— Ты свою тростниково-сахарную задницу тащил бы от сюдав свою «Краун-Виктория». Я как-нибудь разберусь, что мне делать.

Я ощупывала контуры фокуса в сумке, а Гленн остановился уступеней крыльца, с пистолетом на боку и весь такой облитый профессионализмом.Как торт — глазурью.

— Дай мне ключи от машины.

— Вряд ли.

Он прищурился:

— Ключи. Или я сам тебя арестую.

— На каком основании? — возмутилась я, воинственнона него глядя.

— За твои сапоги. Они нарушают все неписанные законы

моды.

Я, возмущенно пыхтя, осмотрела их, даже поставив один из нихна носок.

— Я только поговорю с ним. Вежливо и дружелюбно. Гленнприподнял брови и протянул руку:

— Как ты разговариваешь с Пискари, я видел. Ключи? Ястиснула зубы.

— И поставь патрульную машину возле дома моей матери, —потребовала я. Он кивнул, и тогда я сунула бумажку о выселении в сумку,нашарила там ключи и бросила ему. — Гад и сволочь!

— Вот это наша девочка, — ответил он, разглядываяполосатый ключ от машины. — Получишь обратно, когда на курсы пойдешь.

Я открыла дверь в церковь и остановилась с рукой на бедре.

— Еще раз назовешь меня «нашей девочкой», я тебе гонады

растолку как сливы и повидло из них сделаю.

Гленн засмеялся, сел в машину.

Войдя в темную прихожую, я с таким стуком закрыла тяжелуюдверь, что фрамуги зазвенели. Прижимая к себе сумку, я решительно вошла всвятилище и направилась к столу, стала выдвигать и с грохотом задвигать ящики,пока не нашла запасные ключи—тот же комплект, что и основные, плюс еще ключ отсейфа Айви и ключ от квартиры Ника — почему-то не выброшенный. А почему — богего знает.

Самодовольная улыбочка тронула углы моих губ, и я злобнооскалилась, закидывая ключи в сумку. Подошла к боковому окну

— Гленн выворачивал за угол у конца улицы. Красное стекловитража придавало наружному пейзажу нереальный вид — будто в безвременье.

— Дженкс! — заорала я, когда автомобиль скрылся извиду. — Если слышишь меня, надевай свой лучший костюм. Едем целоватьПискари в задницу.

Сейчас все не так, говорила я себе, двумя руками сжимая рульсвоей машины. Ветер, задувающий в приоткрытое стекло, дергал пряди косы. Совсемне так, как в прошлом году, когда я пыталась взять Пискари. Во-первых, теперьсо мной Дженкс. Во-вторых, я не в гневе… ну, по крайней мере, не в слепомгневе. И еще хотя бы несколько часов будет светло — что, впрочем, уже не оченьважно. Но Дженкс со мной, у меня есть что предложить ради мира, чем выкупитьсвою жизнь. А главное, Дженкс со мной.

Я посигналила, резко свернула влево против основного потокамашин, к набережной. У меня в «Пицце Пискари» есть друзья, но теперь вернулсяПискари, и они мне не помогут. Теперь залогом моей уверенности был Дженкс,поскольку фокус и правда валялся на почте, в таких глубоких и ревностноохраняемых завалах человеческой бюрократии, что даже ОВ до него не доберется.Присутствие Дженкса значило для меня даже больше, чем присутствие пейнтбольногопистолета, полностью заряженного и сунутого в сумку. Еще я оживила и повесилана шею амулет против боли — он висел снаружи на кофточке и не должен былдействовать, пока не понадобится. А я подозревала, что он понадобится.

А в остальном я в смысле амулетов земной магии была почтиголая. Зато в голове у меня было накручено приличное количество лей-линейнойэнергии, а в кармане лежала пара здоровенных педикюрных щипцов, которыесгодились бы слону — я надеялась, их силы хватит, чтобы перерезать любуюпротиво-лей-линейную липучку. Но я рассчитывала, что именно благодаря Дженксу явыйду с новым договором аренды и живая, а не проведу вечность в аду с Пискариили Алом.

Это был наилучший вариант. Трент знает, что фокус у меня. ВОВ тоже не такие дубари, чтобы не сообразить того же. И пусть Пискари меня отних от всех защитит.

Бог ты мой. Как я дожила до такого поворота?

Ветерок из моего окна шевельнул крылья Дженкса, которыйсидел на зеркале заднего вида спиной вперед — невидящим взглядом глядел впрошлое. Лицо у него было обеспокоенное, в складках и морщинах. И на нем дажеклочка красного не было — демонстрация его намерений. Если мы потеряем сад, тоМаталина с горя может войти в штопор. И мне придется всеми силами удерживатьДженкса от попыток убить Пискари, если дойдет до драки. Но если дойдет додраки, убить Пискари может быть единственным способом остаться в живых.

Я не хотела этого делать. Этот неживой вампир — единственныйиз всех известных мне личностей, кто может надежно сохранить фокус до тех пор,пока его не удастся спрятать снова.

Видя огорчение Дженкса, я собралась спросить о его наряде.Никогда на нем такого не видела — нечто вроде сочетания черной формы Квена сосвободными складками бурнуса пустынного шейха. Но Дженкс глянул мне в глаза, ия промолчала.

— Рэйчел, спасибо, — сказал он, абсолютно не шевелякрыльями. — За все. Хочу сказать сейчас, если кто-то из нас не вы берется.

— Дженкс… — начала я, но он прервал меня резкимстрекотом крыльев;

— Закрой пасть, ведьма! — рявкнул он, хотя и не злился— это было видно. — Хочу сказать тебе спасибо, потому что последний год былв моей жизни лучший. И не только для меня. Пожелание стерильности, которое яполучил от тебя, скорее всего и было причиной того, что Маталина пережила зиму.Сад и все прочее что появилось вместе с работой с тобой… — Дженкс сновауставился куда-то вдаль. — Если даже все сведут под корень, дело тогостоило, так изнай. Мои дети узнали, что все можно сделать, если не боятьсяриска и работать до седьмого пота. И что мы можем прожить в системе, которуюсоздали вы, переростки. А это главное, что должны родители передать своимдетям. Ну, и еще научить любить кого-нибудь всей душой.

Это прозвучало последним признанием, и я даже отвернулась отзатормозившего передо мной автомобиля, чтобы бросить взгляд на Дженкса.