Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ответ Москвы на столь вызывающий демарш албанского руководства не заставил себя ждать, и уже в начале января 1961 года советское руководство в одностороннем порядке потребовало от «албанских товарищей» пересмотра всех уже утвержденных экономических соглашений. С этой целью в Тирану было направлено новое письмо с «пожеланием» самому Э. Ходже приехать в Москву для встречи с Н. С. Хрущевым, поскольку все «экономические вопросы… могут быть обсуждены только на высшем партийном и правительственном уровнях». Однако албанская сторона в ответном послании отказалась от визита, заявив, что, «смешивая государственные отношения с межпартийными, советское правительство стремится навязать Албанской партии труда свою волю… и создать ей экономические и прочие сложности»[647]. В ответ на этот вызывающий демарш 20 января Совет Министров СССР принял решение отозвать всех советских спецов, работавших в нефтяной промышленности, и более не продлевать то экономическое соглашение, которое было подписано еще в ноябре 1957 года.
Тем временем 13–20 февраля 1961 года в Тиране состоялся IV съезд АПТ, в работе которого в последний раз приняли участие делегации правящих партий всех стран социалистического лагеря, в том числе КПСС. Ее делегацию возглавил кандидат в члены Президиума, секретарь ЦК Петр Николаевич Поспелов — один из руководителей идеологического фронта, который по определению имел прямое отношение ко всей антисталинской кампании того периода. Однако на удивление многих Отчетный доклад Э. Ходжи не содержал каких-то прямых оскорблений в адрес московских «ревизионистов». Напротив, вся его речь, как и выступления ряда делегатов, была пронизана словами благодарности «за великую интернациональную помощь» и «универсальный опыт социалистического строительства», столь важный для всех стран, особенно Албании[648]. Однако в Москве к итогам этого съезда отнеслись довольно критически, якобы его «антихрущевский настрой» настолько возмутил все советское руководство, что уже 20 февраля оно предупредило Тирану, что «постоянный албанский критицизм может привести к тяжелым последствиям», в том числе к отказу предоставить ей очередной советский кредит в размере 132 млн. долларов. А ровно через месяц албанский лидер, не получив приглашения принять участие в работе Политического консультативного комитета ОВД, направил на это заседание ПКК министра обороны Бекира Балуку. Дело в том, что именно там было принято решение о передаче Влереской военно-морской базы в прямое подчинение нового Главкома ОВС ОВД маршала А. А. Гречко и последняя попытка албанского министра предотвратить такое решение потерпела крах. Естественно, это возмутило албанскую сторону, расценившую это решение как прямое нарушение советско-албанских соглашений, подписанных еще в сентябре 1957 года и в мае 1959 года. Поэтому уже в конце апреля 1961 года для урегулирования этого вопроса в Тирану прибыли зам. министра иностранных дел Николай Павлович Фирюбин, начальник штаба ОВД генерал армии Алексей Иннокентьевич Антонов и заместитель начальника Главного штаба ВМФ адмирал Николай Дмитриевич Сергеев. Но все переговоры с албанской стороной закончились безрезультатно, и тогда в конце мая в Тирану прибыл главком Черноморского флота адмирал Владимир Афанасьевич Касатонов, который отдал приказ начать перебазировку в Севастополь и Кронштадт всех советских подводных лодок и плавучего дока «Котельников». Понятно, что ликвидация этой базы была крайне болезненно воспринята в Тиране, которая сразу нашла и козла отпущения, в роли которого выступил уже арестованный год назад бывший главком ВМФ НРА, «отпетый хрущевец» контр-адмирал Теме Сейко, казненный тогда же по приговору суда[649].
Между тем, предвидя такое развитие событий, еще в апреле 1961 года, находясь с официальным визитом в Пекине, албанская делегация во главе с председателем Совета Министров Мехметом Шеху подписала три соглашения с главой Госсовета КНР Чжоу Эньлаем: о поставках комплектного оборудования и технологических линий для 25 албанских предприятий; об условиях обмена инженерными кадрами и об использовании китайского кредита в размере 112,5 млн. инв. рублей, о выделении которого договорились еще в феврале 1961 года. Естественно, что в Москве все эти «телодвижения» Тираны расценили как открытый вызов себе. Поэтому уже в начале августа 1961 года на Московском совещании всех лидеров соцстран, где обсуждался вопрос о возведении Берлинской стены, Н. С. Хрущев опустился до личных выпадов в адрес Рамиза Алии, прибывшего вместо Э. Ходжи в советскую столицу. Публично запретив ему участвовать в этом заседании, он дословно заявил: «А потом Ходжи пришлёт свои штаны и скажет: мои штаны представляют меня»[650]. А уже в конце сентября 1961 года советский посол в Тиране генерал-полковник Иосиф Васильевич Шикин был отозван в Москву и больше никогда не вернулся в албанскую столицу, хотя чисто формально пребывал в своей должности аж до конца января 1963 года.
В октябре 1961 года албанский вопрос по вполне понятной причине (то есть на волне новой антисталинской истерии) занял центральное место в работе XXII съезда КПСС. В той или иной степени вожди и деятельность АПТ склонялись на все лады и руководством КПСС, и делегатами съезда. А под занавес его работы Н. С. Хрущев разразился такой площадной бранью, что некоторые его особо эмоциональные выражения даже были исключены из стенограммы съезда. Понятно, что Тирана не оставила все это без ответа, и уже 7 ноября, в годовщину Великого Октября, на Пленуме ЦК АПТ Э. Ходжи большую половину своего доклада посвятил фигуре Н. С. Хрущева, где он пригвоздил его к позорному столбу за создание собственного культа, за особые претензии на