чем-то запрещенным и неизведанным. Теперь же. Будьте добры… представьте, что вы хотите найти… эту суку.

От злости и всепоглощающей ненависти его лицо трескается, и черная вязкая жидкость, чем-то напоминающая смолу, начинает капать на камзол, сочась из каждой новой трещины. И это самое мерзкое, что в своей жизни видела Валерия. Кроме, пожалуй, недавно произошедшей резни, от воспоминаний о которой хочется забиться в угол и умереть, умоляя Бога забрать ее, лишь бы она не погибла, истязаемая мертвецами. Но именно черная дрянь, срывающаяся густыми каплями, вызывает отторжение.

– Так… куда мы отправляемся, милая?

Ледяной палец вновь касается ее подбородка, заставляет да Косту посмотреть в его зеленые глаза. В них нет ничего человеческого и хоть чего-нибудь, говорящего: когда-то призрак был живым.

– Ва-валерия, – заплетающимся языком да Коста с трудом произносит свое имя.

– Что?..

– М-меня зовут Валерия. И мы, – да Коста выдыхает шумно, нервно, не отводя взгляда и все еще глядя в лицо своей смерти, – отправимся туда, где в последний раз видели Моргану О’Райли.

Кеннет удовлетворенно кивает, убирая руку. Из «гнезда» на неповрежденной мачте доносится:

– Сэр, земля прямо по курсу…

Тихо усмехаясь, Бентлей произносит короткое «молодец» и, хромая, направляется на капитанский мостик. Он всходит на него медленно и чинно, одного движения рукой хватает, чтобы отогнать призрачного рулевого от штурвала и занять его место. Не выпуская трости, Кеннет стискивает рулевое колесо, и «Приговаривающий» набирает скорость, подчиняясь хозяину. Валерия хватается за ящик и садится на него, впиваясь нежными пальцами в грубую крышку, чтобы не вылететь за борт.

Туман стелется за «Приговаривающим», смешивается с мутной соленой водой, и та становится еще темнее, стремится обогнать судно, чтобы первым лизнуть берега небольшого портового городка. Один из мертвецов объявляет о прибытии в Питсберри, да только это название не говорит да Косте, как далеко она забралась от родного дома и как далеко Панама, куда она направлялась изначально.

Валерию грубо встряхивает, она ударяется затылком о мачту, а линейный корабль гнилым килем давит бригантину, разламывая ту в щепки.

– Обыскать город.

Этой команды достаточно, чтобы мертвые ринулись через борт, проходя сквозь доски и любые иные преграды прямо на землю. Туман подчиняется Бентлею точно так же, как и экипаж. Черным дымом он расползается во все стороны, и вот уже слышны крики ужаса, вопли, выстрелы и лязг клинков. Опять.

Кеннет лично вступает на остров. Тут же безжалостным скупым движением шпаги протыкает бегущего прочь старика. Захлебываясь кровью, еще мгновение назад живой, человек падает на колени. Валерия уже не взвизгивает, она стискивает зубы и плотно сжимает губы. Сколько еще должно умереть, прежде чем лорд Кеннет доберется до Морганы О’Райли и утолит жажду крови? Невыносимо представлять, что они пройдут по пути пиратки, оставляя багровый след.

– Боже, пусть она больше не зайдет ни в один порт.

Каждое убийство откликается болезненным ощущением в животе. Валерия подскакивает с ящика. Ее выворачивает за борт, она сплевывает желчь, трясущимися руками вытирает губы. Хочется теплой воды, немного хорошей еды, мягкой постели – хоть каких-то человеческих условий. И чтобы все это наконец закончилось.

Туман распространяется чумой, неся за собой призраков. Мертвецы никого не оставляют в живых. Они отсекают головы, протыкают грудные клетки, насаживают живых на клинки, каждый из мундиров не знает жалости. Питсберри тонет в крови и страданиях из-за жажды мести одному человеку, одной чертовой женщине. Мертвые тут, мертвые заполняют собой улицы, мертвые захватывают оставшиеся корабли и лодочки, чтобы никто не сбежал.

Бесполезно закрывать ставни и запирать затворы. Мертвецы проходят сквозь стены и с особым удовольствием убивают всех, у кого на руке, на лбу под повязкой есть клеймо – буква «P», означающая не что иное, как pirate. Красные мундиры убивают пиратов, мертвые уничтожают живых. В порту раздается взрыв, и Валерия все же визжит. Она закрывает уши, но звон в них ничего не останавливает.

И единственное желание, которое возникает у нее: бежать. Выбраться с «Приговаривающего», рвануть прочь да спрятаться где-нибудь, вдруг все получится и ее никто не найдет, а на галеон притащат кого-нибудь другого, пусть он и пытается разобраться со всей этой ужасающей магией, с которой да Коста не желает иметь никакого дела. Но едва только девушка направляется к мостику, спущенному для Бентлея лишь потому, что даже после смерти лорд сохранил желание соблюдать формальности, ее запястье хватает черная рука. И черная она лишь потому, что обугленная – кожа на ней сгорела до такой степени, что покрылась крупными полопавшимися волдырями и сплавилась с ободранными кусками красного рукава.

– Не советую этого делать, – сухо произносит лейтенант. Его Валерия видела лишь издалека, это один из приближенных Бентлея.

– Отпусти меня! – на грани отвращения и страха выкрикивает да Коста, но лейтенант только сильнее сжимает уродливые пальцы. Проклятье сделало его некрасивое лицо со слишком крупным носом с горбинкой еще более непривлекательным, а нижняя челюсть и вовсе напоминает наковальню.

– Не имею права. Лорд приказал мне следить за вами, миледи. Пойдемте.

Они сходят на землю, бредут сквозь туман, пока по мостовой разливается кровь, размываемая дождевой водой. Капли барабанят по крыше настойчиво, отбивая нестройный ритм, приближенный к маршу. Грядет буря.

Валерия предпринимает еще несколько попыток вырвать свою руку, но мертвец держит ее крепко. «Мертвая хватка», – безрадостно усмехается она про себя. Лейтенант ведет ее за собой, пока они не оказываются на пороге святого места. Маленькая церковь выглядит побитой. Бентлей сорвал с петель дверь, и его не останавливают ни заговоры и молитвы священника, ни иконы, смотрящие сверху потемневшими лицами. Сопровождающий да Косты присоединяется к свите мертвеца, и у испанки не остается иного выбора, кроме как встать рядом.

Тяжелая дверь придавила крупного мужчину, тот не решается подняться, с ужасом и тревогой следит за движениями Кеннета. Распятие над косяком раскололось. Не так уж и сильна вера здешних людей в Бога. Бентлей делает выпад и протыкает насквозь попытавшегося сбежать прочь пирата. Он прибивает его к стене и, только когда выдергивает шпагу, произносит:

– Где она?

Все взгляды прикованы к мертвым. Встревоженные, напуганные до смерти люди не знают, что делать и куда бежать. Им не жаль Валерию, им жаль самих себя.

– Где она?.. – шипит сквозь зубы Кеннет. Напористо, пересиливая отголоски боли, идет к трактирщику и, замерев в шаге от стойки, бросает на деревянную столешницу подранный портрет.

– Я… я приветствую вас в моем заведении… радушно…

Хозяин роняет тряпку, которой еще некоторое время назад натирал дерево и кружки для посетителей.

– Слышали? Этот отброс хочет поприветствовать нас… позволь, я скажу, что такое приветствие для меня… – цедит липким тягучим голосом Кеннет. Он ударяет тростью об пол, и в тишине этот звук особенно отчетлив. Лейтенант, притащивший Валерию, размашистым движением перерубает шею увешанному золотыми