Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Патрисия шепчет:
– А теперь представь, как эта любовь простирается к твоей бабушке, а потом и еще дальше.
– Как прочная нить, – шепчу я.
Я слышу улыбку в ее голосе, когда она отвечает:
– Да.
Я представляю нить, толстую, крепко свитую, от матери к бабушке – а потом она замирает. Я не могу двигаться дальше. Мне преграждает путь…
Стена.
Я понимала, что этот образ был способом выжить. У меня просто не было ни одной причины его разобрать.
А теперь есть.
Теперь я должна это сделать.
Я представляю, как стена рассыпается на части, по кирпичику. Я убираю цепи, металл, сталь. Я обдираю стену, пока за ней не становится виден жесткий тугой узел боли у меня в груди, заключенный в слои пылающей неизбывной ярости – той части меня, которую я называю Бри-После.
А потом я развязываю его.
Одну нить за маму.
Одну нить за папу.
Одну за меня.
Я расплетаю ярость, пока она не начинает течь по венам, как топливо в двигателе. Я позволяю ей стать частью меня, не поглощая целиком. Горячая, испепеляющая боль под кожей, под языком, под ногтями. Я позволяю ей растечься по мне, пока не остается больше никаких «До» и «После».
Я – это она, а она – это я.
– Я вижу нить, – радостно произносит Мария. – Я следую за ней.
Я чувствую тепло в пальцах, словно внутри поднимается океанский прилив, который теперь достигает и Марии.
– Я кого-то слышу, – шепчет Мария. – Это женщина.
Глубоко вдохнув, я сосредотачиваюсь на нити. Пожалуйста, пожалуйста. Пожалуйста, помоги мне.
– Она могущественна. И ей нужно многое сказать, – напряженно произносит Мария. – Нет, ей нужно многое сделать. Ох ты, ох ты… – Она резко замолкает, а ее пальцы вцепляются в мои, до боли сдавливая мизинец и указательный. Открыв глаза, я вижу, что ее глаза закатились, а дыхание ускорилось.
– Мария? – Патрисия наклоняется к ней, не разрывая нашей связи. – Мария?
Я тоже окликаю ее по имени, но в этот момент океан обрушивается на меня так быстро, что опаляет запястья и предплечья, сворачивается в горячий вихрь в груди. Я вскрикиваю, но не разжимаю пальцев.
Глухой голос обжигает уши, проникает под закрытые веки. Белые кудри, бронзовая кожа, почти без морщин, глаза как у мамы и у меня. Она криво улыбается.
– Долго же ты добиралась.
Это странное чувство – когда внутри тебя оказывается совершенно другой человек. Словно я человек-аквариум, и каждый раз, когда я делаю шаг, вода – моя бабушка – плещется у краев, едва не переливаясь через них.
Патрисия берет меня за локоть.
– Бри? Говори с нами.
– Я… – Я несколько раз моргаю, словно в замедленной съемке. – Я в порядке. Только будто пьяная.
– А откуда ты знаешь, каково это – быть пьяной? – спрашивает бабушка, каким-то образом ткнув меня под ребра.
– Ой, – отвечаю я, схватившись за бок. – Это так и должно ощущаться?
Мария пожимает плечами.
– Хотела бы я знать. Одержимость случается крайне редко. Со мной никогда такого не было, а вот с моим дядей Кваме – постоянно. Духи родственников постоянно берут его тело напрокат. Случается, что дух просто сидит внутри него и они болтают о том о сем, пока предок не покинет его тело.
– Духи не всегда вселяются в медиумов? – вскрикиваю я, ощущая легкий приступ паники.
– Нет. У искусства медиумов есть свои ветви. Они все разные, потому что сами предки разные. – Мария смотрит мне в глаза. – Ухххх. Я определенно вижу, что твоя бабушка здесь. – Она встает и поднимает руку, подставляя пятерню. – Добро пожаловать в клуб медиумов!
Я чувствую, как бабушка хмурится в ответ на ее жест, так что я хмурюсь тоже. От этого всего голова идет кругом.
– Спасибо? Впрочем, я не понимаю. Почему в детстве не обнаружилось, что я медиум?
– Возможно, дело в магии крови и в уникальной природе этого заклинания. Тебе нужно поговорить с предком, который знает, в чем дело, и, как сказала твоя мама, нужно отправиться дальше бабушки. – Патрисия задумчиво хмыкает. – Твоя мама практиковала искусство диких трав, а это уже другая ветвь. Другая сила. Ты медиум, поэтому твоя сила тесно связана со смертью, и, поскольку магия крови в твоей семье пробуждается, когда кто-то умирает, возможно, что две ветви переплелись и оказались непредсказуемо связаны. Но я не уверена в этом.
Мария наклоняет голову набок.
– Но почему же обе твои ветви не проявились, когда умерла мама?
Ответ появляется в сознании еще до того, как она успевает закончить вопрос.
– Это моя вина. – Мысленным взором я вижу, что это правда. – В ту ночь в больнице родилась… та версия меня, которую я назвала Бри-После. Ее… – Я смотрю на Патрисию, и та кивает, чтобы я продолжала. – Ее создала травма, и я потратила всю энергию на то, чтобы запереть ее.
Патрисия кивает.
– Иногда наш мозг защищает нас, пока мы не будем готовы. Самое важное, что сейчас ты это понимаешь. И прямо сейчас, когда тебе помогает миссис…
– Чарли, – тут же отвечаю я. Имя само сорвалось с губ, словно кто-то его подбросил в сознание.
– Миссис Чарли. Очень приятно познакомиться, – с теплом говорит Патрисия, акцент мягко проступает в ее речи, тягучий, как патока. – Вы надолго?
– Нет, – отвечаю я. – Она здесь, чтобы поработать маяком. – Я замолкаю и пытаюсь обратить взгляд внутрь, чтобы задать вопрос. – Маяком? – И слышу ответ. – О, ориентир для более древней матери. Она передаст просьбу тому предку, который покажет мне, как контролировать силу, и расскажет, откуда она взялась. Она может лишь попросить. Мне придется подождать ответа. Это может занять время.
Патрисия склоняет голову.
– Понимаю. Это огромная щедрость с ее стороны. Спасибо вам, миссис Чарли.
Я делаю еще пару шагов, и неприятное чувство усиливается.
– Боже, бабушка. Не могла бы ты стать, я не знаю, поплотнее?
Каким-то образом она дает мне пощечину. Я моргаю, отвернув подбородок к плечу.
– Ой!
– Это за то, что упоминаешь имя Господа всуе!
– Ух. – Я смотрю на Марию. – Ты знала, что тебе могут сделать замечание из могилы?
– Ох, да. – Мария сочувственно кивает. – Постоянно со мной случается. Хуже всего, ага?
Я киваю.
– Я просто… – Я слегка спотыкаюсь и расставляю руки, чтобы удержать равновесие. – Мне нужно, чтобы она немного успокоилась или вроде того. А то я домой не доберусь.
– Вот. – Патрисия