– Что вам нужно?

– Не спешите. В кои веки случилось поговорить с культурнымчеловеком… Ваша задумка с автобусом была неплоха. Во второй раз, конечно, несработает… Кстати, насчет заказного убийства. Кому вы помазали лоб зеленкой –Вершину, Хоботову или Мазину? Впрочем, я не настаиваю. У каждого свои маленькиетайны. Все три акции были проведены блестяще, к какой бы из них вы ни былипричастны, работа ювелирная… Родион Петрович, Кирочка обидела вас батарейкойтолько потому, что я хотел взглянуть, как вы отреагируете на активноеследствие. Вы хорошо держались. Конечно, это еще ни о чем не говорит. Естьобработка, которая быстренько сломала бы и вас, и людей потверже, но в моюзадачу это не входило… Вы, повторяю, счастливец.

Кокаин мы, признаюсь, уже извлекли. В самом деле, нисколечконе подмок. А деньги, если уж совсем откровенно, были не мои. Но оба этих фактани в коем случае не спасли бы вас от штрафа. Вас выпотрошили бы дочиста, пустивголым и босым – а то и закатав под асфальт… Можете мне поверить, так ислучилось бы. Хотя я не уверен, что вас непременно убили бы – ведь в милициюили Чека вы пойти никак не можете… Более того, они к вам сами приходят.Очаровательное создание – Дашенька Шевчук, а? Интересно, вы представляете, чтоэто за кобра?

– Представляю, – сказал Родион. – Наслышан.

– Вам невероятно повезло. Тех ста пятидесяти миллионов я свас требовать не буду. Владейте. Мало того, сделаю так, чтобы их хозяинбесповоротно потерял след. Поскольку я не филантроп, вам придется отслужить.Один-единственный раз.

Родион поднял на него глаза, натянуто усмехнулся:

– Интересно, что это за одна-единственная услуга ценой в стопятьдесят миллионов?

– И весом, добавлю, всего в девять граммов… Точнее, учитываяконтрольный выстрел, в восемнадцать.

– Кого? – тихо спросил Родион.

Седой вынул руку из внутреннего кармана, глянул на плоскуючерную коробочку, оглянулся на окно:

– Дашеньку Шевчук. По-моему, вы на собственном опыте понялиуже, насколько эта очаровательная особа может усложнить жизнь мирномуобывателю…

– Вы серьезно?

– Абсолютно. Это и будет ваш выкуп.

– Она, наверное, многим мешает жить? – спросил Родион.

– Не то слово.

– И мешает, надо полагать, долго?

– Дольше, чем следовало бы.

– Неужели вы первый, кому эта светлая идея пришла в голову?

– И даже не десятый, наверное, – безмятежно сказалседой. – Не стану скрывать, задание архисложное. Пытались не раз – правда,не все покушавшиеся попали в цепкие лапы закона, так что не служите по себепанихиду заранее.. Да, нелегко. Адски трудно. Но вы – везучий новичок, которомуудавались весьма сложные дела. Везение, как считают некоторые, по правусчитающиеся знатоками предмета, такая же физическая категория, как ловкость вуправлении машиной или хорошая реакция. И потом, вы человек со стороны. Вас неимоверносложно будет вычислить.

– И все же…

– Родион Петрович! – с мягкой укоризной сказалседой. – Это не дискуссия. Это, если хотите, производственное совещание. Ик претворению исторических решений в жизнь вы приступите завтра же. Реквизитполучите. Пистолет пристрелян. Если нужна машина, чтобы не светить одну изваших, скажите. И никто не будет подстерегать вас с обрезом наперевеснеподалеку от театра военных действий – на вас уже висит столько… Кое о чем я,вероятно, и не знаю – вы же вашей девочке далеко не все сказали… Вы в ситуации,когда никакое сотрудничество со следствием не спасет от стенки. А пожизненноезаключение – штука еще пострашнее стенки… Лучше уж – самому и сразу. Вас ненадо держать в руках после…

– Нужно же знать… – сказал Родион.

– Ну разумеется. Бессмысленно браться за работу, не зная ееадреса, распорядка дня, прочих мелочей… Я вам все расскажу. Все, что знаю сам,а это немало.

– Завтра?

– Лучше всего не оттягивать. Для вас же безопаснее. Я незнаю, что она против вас накопала, но могу вас заверить – эта очаровашка простоне умеет останавливаться на полпути. В случаях, подобных вашему. Не попрет сголыми руками на тяжелый танк – но при всем моем к вам уважении не могузачислить вас в категорию сухопутных броненосцев… Вы, часом, не оскорбляли еесамолюбие?

– У меня создалось такое впечатление, – сказал Родионне без некоторого самодовольства.

– Это осложняет дело. В общем, тянуть нельзя. Ах да, насчетпряника, сиречь свободы и нетронутой вашей казны я уже объяснил. Нужнопоговорить и о кнуте – как в таких делах без кнута? Не будем размазывать.Удачным исходом дела признается лишь летальный исход. Все прочее означаетневыполнение контракта с незамедлительными санкциями. Во-первых, вас обдерут,как липку. Я не знаю, где ваша захоронка. Ваша девочка этого не знала, но этоне препятствие для настойчивого человека. Во-вторых – ваша дочь. Недоумок иличеловек несерьезный стал бы вам живописать отрезанные пальчики илиизнасилование целым взводом. Ничего подобного не будет – нерационально. Но могувас заверить: в случае неудачи ваша дочка погибнет. Это, повторяю, не изсадизма. Все проще: если узнают, что человек, не выполнивший моего поручения,остался безнаказанным, моя репутация получит серьезный урон – с последствиями,которые меня решительно не устраивают. Я вам должен давать какие-то жуткиеклятвы, дабы уверить в серьезности моих слов?

– Не надо, – сказал Родион, глядя ему в глаза. Все былоясно и так. Седой был смертью – только без балахона и косы.

– Рад, что договорились…

…Как и обещал, Родион не двинулся с места, пока не хлопнулагулко входная дверь. Встал, прошел на кухню и долго пересохшим ртом пил водуиз-под крана – пока рубашка не промокла окончательно, пока в животе необразовался тяжелый плещущий ком.

Вышел в прихожую, взял со столика тяжелый красно-коричневый«ТТ» и обойму, запаянную в прозрачном пластиковом пакете. Седой не хотелрисковать – предназначавшаяся для обоймы пустота в рукоятке была к тому женаглухо забита еще одним пакетом, скомканным, сидевшим, как пробка. Родион немалоповозился, вытаскивая его пинцетом. Он ни за что не успел бы вставить обойму,выскочить следом за незваными гостями, когда они уходили…

Оттянул затвор, нажал на спуск. Пистолет сухо щелкнул.«Одной обоймы вполне хватит, – сказал седой. – Вам же не перестрелкутам устраивать…»

Внутренних препятствий не было никаких. Дашенька ему самомуказалась предпочтительнее в холодном, горизонтальном положении – такая ужнекрофилия, не посетуйте…

Закурив, Родион уселся в кресло, задумчиво вертя оружие.Седой просчитал все прекрасно, он не знал одного – что дочка сейчас казаласьРодиону чужой, в точности, как и Лика. Это избалованное и капризное существопочти не вызывало уже никаких родственных чувств.