Пистолет был за поясом, слева. На какой-то момент он всерьезприкинул шансы: не выстрелить ли отсюда, опустив стекло левой дверцы?Вообще-то, при промахе можно послать еще парочку пуль, прежде чем начнетсятарарам…

Нет, чересчур рискованно. Давно и справедливо сказано, чтопистолет – оружие идиотов. Даже столь убойная и надежная машина, как ТульскийТокарева. Стрелять придется метров с сорока, нет гарантии, что попадешь вголову, а без этого не стоит и пытаться. Кто ее знает, может щеголять вбронежилете, привычка к подобным знакам внимания со стороны мужчин…

Остается первоначальный вариант – возле дома. Все возможныепозиции для стрельбы давно изучены, пути отхода просчитаны, есть даже болван,которому предстоит сыграть роль козла отпущения, если Даша окажется крайнехитра…

Во-от они и мы…

Даша, в черных джинсах и черной куртке, не спеша шагала к«Оке» в сопровождении незнакомого типа в штатском. Неужели поедут вместе? Нет,он отошел, направился к пешеходному переходу.

Родион включил зажигание. Даша уверенно вырулила со стоянки,поехала в крайнем левом ряду. Родион тронулся следом, отделенный от неечетырьмя машинами. «Ока» шла ровно, не перестраиваясь без нужды, не метаясь изряда в ряд – так и должен вести себя человек, не подозревающий о слежке и непытающийся провериться.

Сам он извертелся, пытаясь определить, не едет ли кто-то зани м. Не хватало должного опыта. Любая из двигавшихся сзади машин моглаоказаться хвостом. Кроме тех, что обгоняли, конечно. Это Родиона чертовскинервировало, он время от времени снимал с руля то одну, то другую руку, вытирало брюки влажные ладони. Раньше все было совершенно иначе…

Внимание! У «Оки» замигал левый поворот. Куда она можетсворачивать, если до следующего перекрестка далеко, а во дворы не повернешь,повсюду заборчики, хоть и невысокие…

А-а… Даша остановилась у тротуара, напротив серого домасталинской постройки, стоявшего буквой «П» – короткая перекладинка отодвинутадалеко в глубь двора, образованного длинными пятиэтажными крыльями. Вышла,заперла машину, не оглядываясь, сунув руки в карманы куртки, направилась ккороткой перекладинке, к единственной двери, высокой, двустворчатой.

Родион за ней больше не следил – стало некогда. Пришлосьпроявить чудеса виртуозности, чтобы подрезать парочку машин в правых рядах и,не доезжая до перекрестка, притереться к обочине. Свернул вправо, за газетныйкиоск. Слава богу, стоянка здесь разрешена. Вылез, почти бегом вернулся назад.Стараясь не суетиться, встал в очередь к киоску, где продавали сосиски в тесте.Последняя порция только что разошлась, так что очередь не двигалась, и это еговполне устраивало.

Нечего было и пытаться высмотреть слежку. Место бойкое –длиннющая автобусная остановка, где пересекался десяток маршрутов, а вдоль неетянулся еще более длинный ряд киосков, меж которыми примостились с семечками,газетами и прочей мелочью коробейники обоего пола. Людской поток служит живойиллюстрацией к броуновскому движению – толпятся на остановке, толкутся укиосков, бродят бесцельно, за тобой может следить дюжина опытных топтунов, а тыи не заметишь… Одно хорошо: сам можешь сколько угодно таращиться по сторонам,притворяясь, что иногда провожаешь взглядом особо стройные ножки и особеннокороткие юбки.

Ни одна машина так и не повторила его маневр. Его «хонда»торчала неподалеку от магазина в полном одиночестве. Напряжение понемногуспадало, Родион успокаивался, ладони уже не потели. Когда настала его очередь,он, промешкав секунду, попросил две сосиски. Даша все еще не показалась. Безвсякого желания стал понемногу откусывать горячее тесто. Приходилось прямо-такипропихивать его в желудок отчаянными, длинными глотками. Надо растянутьподольше – человек, жующий что-то на улице, являет собою самое мирное зрелище,никому и в голову не придет удивляться, что он надолго задержался под деревом…

Может, у нее в том доме любовник? Тогда следует настроитьсяна долгое ожидание. Седой об этом доме ничего не говорил, но вряд лирасполагает всеобъемлющим досье. Сам признался, что всего о Рыжей не знаетникто…

Он едва не пропустил появление Даши. А увидев ее, невольнозалюбовался: рыжие волосы развеваются под прохладным ветерком, голова гордопосажена, походка энергичная, как будто она рассчитывает провернуть сегоднякучу дел… ну, положим, ей и в самом деле неизвестно, что сегодняшний день длянее – самый неудачный в жизни. «Не нужно было становиться на дороге у РобинГуда», – мысленно посоветовал Родион. И, неуклюже проглотив последнийкусок, почти побежал к машине.

Рвануть с места не удалось – людей было много, да к тому жепоблизости торчала машина ГАИ. Пришлось смирнехонько ждать зеленого. Белая«Ока» уже отъезжала довольно далеко по бывшему проспекту имени Сталина. Родионприбавил газу.

Вскоре они вновь оказались в невидимой связке – отважнаяохотница, которой пришлось стать дичью, и ее неумолимый преследователь.«Неумолимый преследователь» – повторил Родион про себя, смакуя эти слова. Вкусу них был великолепный, в нем смешались победа и золото, превосходство и азарт.

Она ехала столь же аккуратно, умело, чувствовался опытныйводитель. Родион, подобравшись поближе – теперь его отделяло от рыжей мишенивсего два автомобиля, – жадно пожирал глазами затылок дичи. Словно оргазм,его пронизывало ощущение дикой, противоестественной любви-ненависти,желания-отвращения. Без преувеличения можно сказать – сейчас он ее любил. Зато, что оказался ловчее, смелее, хитрее, предусмотрительнее. За то, что мог ееубить вопреки придуманным мелкими людишками законам, а вот она не моглапричинить ему вреда, жалкая кроха…

Взглянул на часы, прикидывая. Девять шансов из десяти за то,что она все же едет домой – некуда сворачивать, справа рядок частных домиков,за которыми пустынный берег Шантары, слева необозримые пустыри сзаконсервированными со времен развитого социализма стройками, вот показалосьпомпезнейшее и нелепейшее здание обкома КПСС, этакий уродливо растянутый вдлину Парфенон рыже-коричневого цвета. Не успели в свое время достроить, атеперь оно и вовсе никому не нужно, даже вездесущие коммерсанты незаинтересовались…

Можно обгонять. Сменив очки на темные, Родион притопталпедаль газа и промчался мимо, не взглянув. Свернул влево, еще раз влево, узкимиулочками обогнул проспект Авиаторов, покружил по дворам. И притормозил угаражей.

Загнав патрон в ствол, поставил курок на предохранительныйвзвод, не снимая темных очков, запер машину. Никого вокруг. Доверенность на егоимя лежала в кармане – на всякий случай, если придется уходить без машины,огородами…

Уверенно пройдя по заранее изученному лабиринту гаражей,свернул к недостроенной девятиэтажке. Быстро оглядевшись, нырнул в дверной проем,пачкая кроссовки в смеси опилок и песка, достиг лестничной площадки, лишеннойпока что перил, взбежал на пятый этаж.

Вид открывался прекрасный – для его целей, естественно.Дашин подъезд был как на ладони. И ольховский обормот, подряженный за двести пятьдесятбаксов, сидел на лавочке – всего в каких-то пятнадцати метрах, так что Родионразличал все его багровые юношеские прыщи. Хоть и ругают архитекторов за ихпривычку строить дома вплотную один к другому, как спички в коробке, нужнопризнать, что Родиону они оказали немаленькую услугу…