Двумя пальцами левой извлекла из нагрудного кармана самуюобыкновенную батарейку «Тошиба», металлическую, с двумя клеммами. Все этовыглядело столь безобидно, что Родион поневоле скривился и подумал – а не людили это Рыжей? Поторопился рассказать про порошок…

– Держите покрепче, господа ассистенты, – распорядиласьКира деловым тоном.

Гибко опустилась на колени, сцапала сильными пальцамиРодионово мужское естество, одним движением освободила то, что в таких случаяхосвобождается, плеснула пепси.

Поднесла батарейку – и чувствительную плоть прошилказавшийся тонким, как волосок, удар тока, совсем слабый, зудящий комаринымукусом, но через пару секунд колющее неудобство стало нестерпимым, пылающим,Родион взвыл, выгнулся.

– Где захоронка?

– С-сука… – выдохнул он.

И завопил что есть мочи, не в силах терпеть жгучеенеудобство. Рот ему тут же закрыла маленькая подушечка, прихваченная отсюда жес кресла, нос предусмотрительно оставили свободным, и он сопел, обливаясьслезами…

– Где захоронка?

– Не скажу, – прохрипел он.

Очередной приступ боли, не походившей на боль, продолжалсянескончаемо. И все же он держался – выл, корчился, обливался злыми слезами,хрипел, однако, едва подушечка отодвигалась ото рта, выплевывал страшнуюматерщину. Он боролся за свое будущее, за шанс остаться выше толпы, засокровище – твердо решив сдаться не раньше, чем начнется что-то по-настоящемуужасное…

И вдруг понял, что боли больше нет, что к нему прикасаютсятолько верзилы. Кира стояла рядом, не спеша допивая оставшееся в банке пепси.

– Кирочка, приведи его в порядок, – распорядилсяседой. – Платочком аккуратно вытри… Ничего страшного, Родион Петрович,поболит пару часиков и пройдет. Кира даже заверяет, что якобы повышаетпотенцию, но у меня, признаться, не хватает духа экспериментировать. В детствесунул палец в патрон, тряхнуло так, что слетел со стола, с тех пор тока непереношу в любых разновидностях, даже троллейбусов побаиваюсь… Вы себе толькопредставьте: Кирочку выкинули из техникума, так и не дав выучиться натехника-электрика. Что может быть смешнее? У девчонки несомненное призвание ковсему, что связано с электричеством, ей приходят в голову такие идеи иварианты, что сам великий Фарадей был бы восхищен… Вы инженер, помнится? Какотноситесь к Фарадею?

– Не издевайтесь, – огрызнулся Родион, все еще пребываяв железных тисках.

– Помилуйте, я и не думаю. Разумеется, с моей стороныбезусловно наблюдается определенная ирония, даже больше, что греха таить –некоторое злорадство… Но что прикажете делать, когда тебя столь наглообворовывают?

– Я же не знал…

– Послушайте… – поморщился седой. – Ну что это замальчишество? Судят по результату, а не по намерениям. Почитайте на досугеуголовный кодекс, там это четко сформулировано. Даже суд на моем месте не питалбы к вам никакого снисхождения, обязательно закатал бы на тот курорт, где покапризу дизайнеров натянуто неисчислимое количество колючей проволоки… Так каквы относитесь к Фарадею?

– С уважением.

– Почему?

– Потому что он пробился своим горбом.

– Вот это правильно, – серьезно кивнул седой. –Правильное отношение. В точку… А посему давайте внесем ясность, милый друг. Такуж заведено в нашем мире, что неписаные законы сочинили в сто раз более умныелюди, нежели те, что то и дело рожают писаные. Во-первых, наше знакомствоникогда и не состоялось бы, останься вы законопослушным гражданином великойРоссии. Не так ли, милейший Родион Петрович? Ну, а если уж вы вторглись начужое игровое поле и стали действовать на нем с размахом, безусловно, не самойпоследней пешки – естественно ожидать от других участников игры адекватныхдействий. И любые стенанья типа «Я не знал, не ведал…» не способны вызватьникаких других эмоций, кроме тихого презрения. А вам ведь этого не хочется?Честно?

– Не хочется, – угрюмо сказал Родион.

– Вот видите. Репутацию не завоевывают парочкой удачныхналетов. За репутацию нужно бороться долго, мучительно, кровавя клыки изализывая раны. Ни в одной области человеческой деятельности не любят выскочек.Взять одним махом то, что другими достигалось годами, ценой неимоверных трудови, прямо скажем, немалой крови… Так не бывает. А поскольку в нашем, незаметноми не стремящемся к широкой известности бизнесе методы порицания довольноспецифические… – Он сделал долгую, жутковатую паузу. – Признайтесь,испуганы?

– Мне неуютно, – сказал Родион. – Но я всепоставил на карту, не хочу быть овцой из стада…

– Вообще-то, похвальное желание. – Он сделал ладоньюнебрежный жест. – Отпустите. Господин Раскатников, в общем, раскаивается.

Родиона отпустили. Он выпрямился в кресле. И тут жескривился – резкое движение отозвалось колючей болью.

– Я сказал бы, вы человек не окончательно пропащий, –продолжал седой. – После некоторой дрессировки и прохождения курсамолодого бойца могли бы стать членом благородного сообщества… Или у вас другиенамерения?

Родион кивнул.

– Зажить мирным рантье? Что ж, каждому свое… – Он слегкаповысил голос. – Снимите браслеты и всей троицей посидите на кухне.Хозяйские продукты из холодильника не таскать, на стенах матерные слова неписать.

– Босс… – негодующе пробормотал один из амбалов. – Чтовы, в натуре…

– Я сегодня в игривом настроении, друг мой, – жесткоулыбнулся седой. – Шутю… Марш на кухню! Кирочка, проследи…

Вся троица торопливо ринулась к выходу, возникло даже легкоестолпотворение в дверях. Вынув освобожденные руки из-за спины, Родион потерзапястья.

– Надеюсь, вы не будете устраивать дурацких штучек стигриными прыжками через всю комнату? – усмехнулся седой, отделенный отРодиона двуспальной кроватью.

– Не буду, – мрачно сказал Родион. Вновь поморщился.

– Больно? – заботливо спросил седой. – Может,сначала позвать Кирочку на предмет легонького минета? Ну, как хотите. – Оншироко улыбнулся, но в глазах по-прежнему стоял неприятный холод. – Высчастливчик, Родион Петрович.

И не принимайте близко к сердцу Кирочкины забавы сбатарейкой – право же, это было нечто вроде общественного порицания,предусмотренного иными статьями старого уголовного кодекса… После прегрешений,подобных вашему, люди чувствуют себя заново родившимися счастливцами, если имудается вырваться голыми и босыми, но с целыми конечностями, не потерявшими вколичестве… Такие уж игры. Открою вам секрет: жестокость и кровь большей частьюпроистекают не из пристрастия к садизму, а из жизненной необходимостиподдерживать свое реноме в глазах окружающих, ждущих только момента, чтобылягнуть ослабевшего… Впрочем, об этом за все время существования человечестванаписано столько, что интеллигентный человек вроде вас должен иметь кое-какоепредставление о Боге и установлениях теневой стороны улицы… Вы уж простите, чтопришлось так негуманно поступить с вашей девочкой. По зрелом размышлении самипоймете, что иного выхода не было. Понимаете ли, она выложила все безмалейшего, поверьте, физического воздействия. Ей даже не показывали ножиков илиутюгов – ну кто из серьезных людей таскает с собой утюги и ножики? Поверьтечеловеку опытному: такие люди представляют источник повышенной опасности. С тойже откровенностью начинают петь арии еще на пороге следовательских кабинетов…Вам это надо? Таких девочек, Родион Петрович, не счесть на каждом углу… – Онулыбнулся, точнее, показал зубы. – Поскольку на вашем лице не читаетсяособых эмоций, рискну предположить, что в глубине души вы признаете мою правоту…