Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Императрица-преемница бросилась к сыну, схватила его за руки и как следует рассмотрела. От вида забинтованных пальцев ей стало больно, и она, не сдержавшись, упрекнула:
– Глупый мальчишка, тебе что, жизнь не дорога?
– Не переживай, матушка, мне совсем не больно, – через силу ответил Юн-ци, хотя он весь вспотел от боли. – Как только рука заживет, я всех обойду в стрельбе и прославлю твое имя!
Когда Чжэньэр увела Юн-ци, императрица задалась вопросом: не слишком ли она строга к сыну?
Чуньван у нее за спиной скользнул взглядом по пучку седых волос в открытом ящичке. Губы его тронула улыбка, и он взял со стола роговой гребень.
– Госпожа императрица, – евнух начал расчесывать ей волосы, – я должен кое о чем вам доложить.
– О чем же? – Отражение в зеркале насмешливо улыбнулось. – Если ты снова собираешься натравить меня на Вэй Инло, то лучше даже не начинай.
От нее ничего не могло укрыться, императрица была одной из умнейших женщин Запретного города, но даже у умной женщины есть свои слабости.
– Это касается выбора наследника престола. – Юань Чуньван выдернул у нее седой волос. – Поговаривают, что император хочет назначить на роль наследного принца пятого агэ.
Императрица молчала, взгляд ее был прикован к седому волосу у него в руках.
– Госпожа, – голос евнуха обольщал и науськивал, – вы должны подумать о двенадцатом агэ.
Раньше он не заводил об этом речи, потому что в этом не было смысла, но теперь времена изменились, седой волос напоминал императрице Сянь, что она стареет. Молодые женщины во дворце сражаются за возможность стать императорской фавориткой, с возрастом же они начинают битву за титул матери императора.
К тому же речь шла именно о пятом агэ… который всегда был крайне расположен к благородной супруге Лин.
– Мне нужно подумать, – через силу ответила ее величество.
Борьба за престол не шутка, она куда более жестока и опасна, чем состязания гаремных жен за милость императора, и поражение в ней может быть сокрушительным. Императрице непросто было принять решение.
Юань Чуньван вышел и закрыл за собой дверь. Обернувшись, он увидел, что его уже ждет Чжэньэр.
– Что ты сейчас сказал госпоже? – тихо спросила она, потянув в сторону.
Чуньван только улыбнулся и ничего не ответил.
– Даже не пытайся опять втянуть ее в борьбу с благородной супругой Лин. Ты забыл, как тебя мучили в Управлении наказаний?
– Как я могу об этом забыть? – мягко ответил Чуньван, но в глазах его сверкнула злоба.
Он получил тогда сто ударов палками, и вся его спина превратилась в сплошное кровавое месиво. Так как он обидел любимицу императора, то после выхода из Управления ему некуда было податься. Как ни просила за него Чжэньэр, сколько ни стояла на коленях перед императрицей, та не стала снова приближать его к себе.
Прошло десять лет, страсти улеглись, но он не забыл о былой ярости и вражде, лишь на время затих, как змея, которая впадает зимой в спячку.
Вплоть до сегодняшнего дня…
– Чжэньэр, императрица последние десять лет жила мирной жизнью и совсем позабыла, что борьба наследников за престол неизбежна, – с улыбкой продолжил он. – Если пятый агэ взойдет на престол, то двенадцатый агэ – брат, рожденный от супруги более высокого ранга, – будет для него бельмом на глазу.
– Император вполне здоров и крепок, зачем ему так рано выбирать наследника…
– Когда в ларце «Чести и справедливости» появится эдикт о назначении наследника[77], будет поздно. – Чуньван покачал головой, взял ее за руку и сказал нежно: – Все это ради двенадцатого агэ, ради императрицы и… ради нас.
Чжэньэр покраснела и наконец едва заметно кивнула.
– Говори.
Чуньван улыбнулся и взъерошил ей волосы. От смущения Чжэньэр опустила лицо и не заметила, что в его глазах мелькнул холодный блеск.
«Если ты не можешь сама принять решение, – подумал евнух, глядя в сторону главного зала, – я подтолкну тебя в нужную сторону…»
Глава 188. Забота о себе
– Госпожа, – доложил Чуаньцзы, – прибыл пятый агэ.
– Да? – Инло подошла к сундуку, открыла его и залезла внутрь.
Чуаньцзы молчал, ошарашенный происходящим.
– Что ты стоишь? Закрой сундук! – поторопила его Инло. – И скажи пятому агэ, что меня нет!
Как только крышка была водворена на место, вошел Юнци.
– А где же матушка Лин?
С хозяйкой в сундуке возле его ног евнуху оставалось только улыбнуться и ответить:
– Госпожа прилегла во дворе, а потом объявила, что у нее болит голова, и ушла отдыхать в опочивальню.
Услышав это, мальчик нахмурился.
– Когда я был маленьким, матушка Лин посылала в дом агэ специального человека, который присматривал за тем, что я ем и пью. Почему она не может с тем же тщанием позаботиться о собственном здоровье?
Еще будучи семилетним мальчишкой, он казался куда взрослее сверстников и любил поучать других, так что даже Вэй Инло его побаивалась.
«О Амитабха, пусть он поскорее уйдет!» – Вэй Инло в сундуке сложила руки в молитве.
Но запоздалые молитвы толку не приносят, и принц снова принялся занудствовать:
– Вы только посмотрите, на дворе лето, но такое ощущение, что во дворец Яньси принесли весь лед из ледника. Разве ей можно есть этот холодный виноград и дыни? Немедленно уберите их.
Потом:
– И когда же проснется матушка Лин?
И снова:
– Сегодня я получил письмо от маменьки, хотел передать его матушке Лин, так что присяду здесь и подожду, когда она проснется.
Сундук был маловат, какое-то время в нем можно было высидеть, но Вэй Инло уже становилось душновато, а от этих слов и вовсе перехватило дыхание.
«Трое пречистых[78], Мацзу-охранительница[79], пусть он уже уйдет», – перебирала она одно божество за другим.
Запоздалые молитвы еще куда ни шло, но подобные неискренние призывы ко всем святым подряд могут вывести богов из себя, а потому возле сундука послышался голос Хунли:
– Юнци, так и знал, что ты здесь. Ну что, опять зря пришел?
– От вашего императорского ока ничему не укрыться, отец. Слуги говорят, матушка Лин все еще не вставала от дневного сна.
Но императору было не так легко заморочить голову, после десяти лет в браке он отлично знал нрав супруги. Осмотрев комнату, он сразу сообразил, что к чему.
– Оставила недоеденный виноград и вот так отправилась спать? – Хунли величественно расположился в кресле. – Ладно, подождем ее