– О, теперь я вам верю! – кивнулустало. – От Ольги Викторовны я слышал о вас, о ваших проблемах. Вы ужпростите, но я прекрасно понимаю, почему она не захотела признаться вам, чтобольна лейкемией. У вашей жены белокровие, и вы появились как раз в тот момент,когда я начал вливание эритроцитной массы, чтобы…

От Ольги Викторовны, значит, он слышал окаких-то там проблемах? Чтобы Лёля назвала себя Ольгой Викторовной… Чтобы сталас посторонним откровенничать?

Дмитрий взвел курки. Доктор осекся, озабоченновпившись взглядом в его пальцы.

– Ты и в самом деле лепило, – покачалголовой Дмитрий. – Лепишь, так сказать, горбатого. А как насчет антител?

– Каких?

– Золотых. Кончай морочить голову и приведи еев чувство.

– О господи! – Доктор, словно бы мгновеннообессилев, облокотился на стол. – А я-то голову ломаю, откуда такаяагрессивность. Ты был в Центре крови, там показали ошибочный анализ. Всепонятно… Ну что ж, их можно понять: если молодая женщина сама держит своегомужа в отдалении от себя, то кто возьмет на себя ответственность сообщить емудату ее смерти?

Дмитрий не хотел верить. Он знал, что веритьнельзя, что это ложь, – и все-таки сжалось сердце от приступа внезапнойболи. И страха. Этот человек был страшен – при том, что, начнись драка, Дмитрийодолел бы его и правда что одной левой. Ужас внушало его тихое коварство,убедительность каждого слова. Это был воистину доктор – человек, который держитв руках жизнь и смерть пациента, способен исцелить и его душу, а не толькотелесные недуги. Исцелить одним словом – и им же уничтожить человека.

– Ну, поскольку я здесь, все недомолвки должныпрекратиться, – рассудительно промолвил Дмитрий. Спасу нет – пальцычесались на курках. Хотя бы поверх головы пальнуть, чтобы у этого лощеногохлыща сопли из ушей потекли! – Я хотел бы услышать от моей жены о ееболезни. Лейкемия – дело серьезное, сами понимаете. Требуется обсудить в узкомсемейном кругу.

Похоже, до доктора начало доходить, что не онодин здесь ваньку валяет. Как-то поднасупился, поугрюмел.

– Знаете, – сказал с явнойнеохотой, – может, вы передохнете, посидите пока? Я закончу вливаниелекарства…

– Вливание?! – внезапно потерял терпениеДмитрий. – Да чего ты мне голову морочишь, ты же из нее кровь выкачиваешь!

Колба была почти полна. Не отводя стволов отдоктора, Дмитрий нагнулся к Лёлиным рукам. Все вены исколоты. Значит, это ужене первая порция крови…

Да неужели истинна та первая, бредоваядогадка, посетившая его в Центре крови, когда он узнал про неожиданный диагноз,про исчезнувшую карту с анализами, про смерть Наденьки Егоровой и загадочноеисчезновение Юли? Неужели все так просто – так сложно – так отвратительно – такпреступно?

Он повел стволами вверх – и руки докторапослушно вскинулись. Мысль об ударнике палаческого труда – полиэтиленовомпакете – мелькнула у Дмитрия, но он отогнал ее отнюдь не из прорезавшейся вдруггуманности. Интуиция подсказывала, что этот седой господинчик опасен, чтоименно в нем корень всех бед. Он с удовольствием переломал бы ему все кости, ноиспользовать пакет… нет, не подходит. Лёля может очнуться и, если увидит, чтоон делает с доктором, может испугаться. «А может и обрадоваться!» – вкрадчивохихикнул кто-то в мозгу.

– У меня патронов полные карманы, –спокойно предупредил Дмитрий. – Ну что? Будем стрелять на поражение? Поклассической схеме разбойных триллеров: сперва левую руку, потом правую, потомноги. Можно начать и с ног. Или предпочитаешь что-нибудь другое в том жерайоне?

Доктор досадливо поморщился:

– Вы хоть отдаете себе отчет в том, что навыстрелы сбегутся люди? Охрана?

– Вернее, на твои крики? Во всяком случае,спасибо, что предупредил! Хорошо, я не буду решетить жаканом. Попробуем нестоль громкое оружие?

Он достал газовый пистолет Андрея. «Беретта»как «беретта», можно поручиться, что доктор на расстоянии не сможет определить,что пистолет не настоящий.

– Стреляет бесшумно. – И это опровергнутьможно только эмпирическим путем! – К тому же это ведь наверняка блеф –насчет охраны? Во всех окнах, за исключением этого, царила полная тьма. Ничегоне скажу: в соседнем флигеле окошки светились, но от тебя-то, пока сбежитсяподмога, не останется ничего, кроме орущего рта.

На лице доктора отразилось такое откровенноеразочарование, что Дмитрий не мог не усмехнуться.

– Ну хорошо, – сказал доктор, подчеркнутомедленно подходя к Лёле и вытаскивая иглу из вены. Взял комок ватки, смочил вспирту, приложил к сгибу руки и осторожно уложил эту безвольную руку Лёле нагрудь. Распечатал пакет со шприцем, опустил иглу в ампулу…

Дмитрий шагнул вперед:

– Убери шприц, коновал.

– Да я же только один укол… чтобы быстрееочнулась, – пробормотал доктор.

– Ничего. Старый добрый нашатырь имеется?

– Да вы ретроград, – проворчал доктор,беря с приставного столика бутылочку коричневого стекла, осторожно отворачиваяпритертую пробку и поднося к горлышку новый комок ваты. – Какая гадость…какая гадость этот ваш нашатырный спирт!

Лицо его выражало непритворное отвращение,когда он шагнул к Лёле, неся впереди, в вытянутых пальцах, ватку. И следующаяреплика Дмитрия была вызвана не внезапным проблеском интуиции, а исключительновредностью. Можно сказать, доктор сам ее спровоцировал:

– А ну, понюхай-ка.

– Да вы садист, сударь, – пробормоталдоктор, и не думая повиноваться.

– Я сказал! – прикрикнул Дмитрий, вдругощутив что-то неладное в этих гадливо окаменелых мышцах… И в следующий мигдоктор неловко размахнулся, бросил в него склянку, а сам метнулся в сторону,под прикрытие большого стола, уставленного колбами, штативами с пробирками,какими-то бутылками и прочей «медициной».

Дмитрий успел выставить ружье, и бутылка,ударившись о ствол, разбилась, усеяв комнату осколками и забрызгав все вокругтемной жидкостью, чей сладковатый запах никак не напоминал резкую аммиачнуювонь нашатыря.

Судя по тому, что доктор не прикрыл лица,опасности особой не было. Хотя, пожалуй, не было ее только на расстоянии, а приглубоком вдохе…

Дмитрий прицелился – и доктор вдруг закричалтонким заячьим криком, припадая лицом к столу:

– Не надо! Вы сами не понимаете, что делаете!Если убьете меня, не выйдете живым отсюда!

Дмитрий выстрелил.