У Лёли стало медленно холодеть, падать сердце.К горлу подступила тошнота. Она прижалась к Дмитрию – и вдруг увидела, что егоресницы дрогнули. Глаза на миг открылись, послав ей острый, живойвзгляд, – и снова зажмурились. Пальцы откинутой руки слабо шевельнулись –и она мгновенно поняла это движение: Дмитрий пытается дотянуться до ружья! Нооно слишком далеко от него, а вот если Лёля постарается… Но как сделать этонезаметно? О, запищал селектор! Охрана готова к докладу? Хозяин повернулся кстолу.

Лёля слегка подвинулась, напряженно глядя нанего… еще чуть-чуть, и пальцы коснутся приклада… И она вдруг застыла, услышавголос доктора, разнесшийся на всю комнату.

– Македонский! – насмешливо выкрикнул он,пытаясь перекричать шум двигателя. – Ты уже в курсе всех моих прегрешенийили, по своему обыкновению, не дал никому и слова сказать, сразу начал палить?

По лицу Хозяина прошла судорога, но голос егозвучал спокойно:

– Да, она мне кое-что рассказала.

– Могу себе представить! – хохотнулЗиберов. – Кстати, имей в виду: я заранее подписываюсь под каждым словом.Все правда: я дурачил тебя с самого первого момента нашей незабываемой встречи.Девчонка совершенно здорова: так же, как и два года назад, впрочем. Сампонимаешь, невозможно было оторваться от источника, бьющего такими суммами. Да,чтобы ты знал: я – единственный, кто имеет доступ к небезызвестному счету.Помнишь, какие гонорары ты мне платил? На такие денежки я буду жить как принц!

Хозяин поморщился, и Лёля вдруг поняла почему.Во всей этой речи было что-то невыносимо пошлое! Не просто омерзительное, ноубогое и бездушное: как если бы уличный разбойник, только что перерезавшийгорло прохожему, стоял над еще вздрагивающим телом, торопливо пересчитываясодержимое его кошелька.

«Зиберов сошел с ума», – подумала онарастерянно, вспомнив ласковую угрозу Хозяина и всей кожей, всем нутром ощутив,что это отнюдь не пустые слова.

И вдруг из селектора донесся хохот.

– Я знаю, о чем ты сейчас думаешь! –захлебываясь, выкрикнул доктор. – О том, что мы еще встретимся?Подтверждаю! Встретимся! И скорее, чем ты думаешь! Надеюсь, ты догонишь менясекунд через тридцать-сорок, не больше. До встречи в небесах!

Селектор умолк.

«Что за чепуха?» – растерянно подумала Лёля –и сжалась в комок, пораженная выражением лица Хозяина, на котором отпечаталсятакой ужас, которого ей еще никогда не приходилось видеть в чертахчеловеческих.

– Олеся! – выкрикнул он и ринулся прочьиз комнаты.

В ту же минуту Дмитрий вскочил и, подхватив спола ружье и свою сумку, поймал Лёлю за руку, потащил за собой:

– Бежим!

Они вылетели в коридор и, к Лёлиномуизумлению, устремились в тупик, перекрытый железной дверью. Лёля не успеласлова сказать, а Дмитрий одним движением своротил дверь с места – и ониоказались стоящими над бездной котлована. Лёля вскрикнула, теряя равновесие, ноДмитрий удержал ее и буквально стащил по узенькой лестничке, выложенной вдольстены, подобно горной тропе над обрывом. Она смутно поняла, что оказалась в тойсамой недостроенной части дома, куда ее в свое время не подпустили собаки.

И тут что-то громыхнуло за спиной! Лёляспоткнулась, но Дмитрий бежал огромными прыжками, таща ее за собой. Оглянулся –крикнул что-то яростное – и с силой толкнул Лёлю на землю. Упал сверху, прижалтак, что она едва не задохнулась, – и в это мгновение земля встала дыбом.Небо взорвалось над головой.

Что-то влажное коснулось щеки, и Дмитриймедленно открыл глаза. Серая пелена заволокла все вокруг, но вот она медленноотлипла от его лица, зрение чуть прояснилось, и Дмитрий увидел мордубультерьера. Пес стоял близко-близко и смотрел в лицо человеку со странным, какбы встревоженным выражением. Крошечные глазки его беспокойно бегали, но, поймаввзгляд Дмитрия, бультерьер моментально попятился и улегся на землю, прямо вжидкую грязь. Вытянул передние лапы, умостил на них голову и притих, изредкакосясь на человека с выражением успокоенным и почти домашним. Только вотдома-то как раз и не было. По ночному небу неслись клочковатые облака, иногдавыпуская в прорывы луну, сырой ветер, гудел в вершинах деревьев, да слышалосьшипение огня, угасавшего под косыми струями дождя.

Дмитрий на миг зажмурился, не поверив своимглазам, но, когда открыл их, ничего вокруг не изменилось. Разве толькообнаружил поблизости не одного бультерьера, а по меньшей мере пятерых: точнотак же смирно лежащих рядом с человеком и довольно спокойно взиравших наразвалины, по которым кое-где плясало пламя и сочились серые струи дыма.

Дмитрий потряс головой, пытаясь собраться смыслями, осознать случившееся.

О господи, Лёля! Вскочил, не чувствуя боли визбитом теле, испуганно огляделся. Вот она! Бросился вперед, где на землескорчилась фигурка в больничной рубашонке. Подхватил, затормошил, вглядываясь взапрокинутое, безжизненное лицо, не в силах поверить, что нашел ее и спас лишьзатем, чтобы снова потерять.

Она открыла невидящие глаза, чуть шевельнулагубами. Ну, хоть жива, слава Иисусу! Тоненькая голубая жилка слабенько трепыхаласьу горла. Похоже, действие укола кончилось. Да и сам Дмитрий ощущал себя так,будто его качественно провернули через мясорубку. Память еще не повиновалась,он почти не мог вспомнить, что произошло после того, как доктор коварно ударилего электрошокером. Помнил только смутное жужжание голосов, потом помертвелоеот страха и гнева лицо Лёли, свое медленное возвращение к жизни – и осознаниетого, что на всю жизнь им отпущено каких-то тридцать секунд, не больше и неменьше. На эти тридцать секунд он обрел прежние силы, а теперь вновь утратилих.

Не выпуская Лёлю из объятий, легонько касаясьгубами ее виска, Дмитрий огляделся в поисках сумки, где была ампула-шприц ваптечке. Лёля вздрагивала, зябко ежилась, жалась к Дмитрию все теснее, и онтолько сейчас заметил, что она фактически совсем раздета. Кроме насквозьмокрой, грязной рубашонки, первоначальный цвет которой можно было бы назватьлишь с натяжкой, на ней ничего не было. Дмитрий стащил с плеч жилетку и наделбыло на девушку. Потом спохватился, содрал с себя футболку, начал снимать сЛёли мокрую рубашку, под которой было только тело, которого он не видел такдавно.