Но Игорь, так звали ее мужа, выбрал свой путь. Он безумно любил свою милую «козочку», всячески ублажал ее и буквально носил на руках. Носил на руках не только в переносном, но и в прямом смысле. Поздними вечерами, возвращаясь из кино или от знакомых (а Галина любила шумные веселые компании, на которых она всегда умудрялась быть центром внимания и обожания мужчин и тайной зависти женщин), Игорь подхватывал свою «козочку» на руки, она прижималась к нему, обвивала руками за шею, и он нес ее, почти не чувствуя веса, последний квартал до дома, в котором они снимали крохотную комнату. Это были его самые счастливые минуты. Галина весело щебетала, переливчато хохотала. А переступив порог комнаты, милая «козочка» преображалась. Становилась другой. Ершистой и колючей. А он – рабски-покорным и забитым. Игорь с отчаянной грустью понимал свою беспомощность. Молодой жене нужен был размах. А что он мог ей предложить на студенческую стипендию? Одни мечты о благополучии в будущем? Так что аспирантура, по его словам, «ему не улыбалась». А своей «козочке» он сказал, что можно ее закончить и заочно, без отрыва от производства. Галина не возражала. Она не поняла, не приняла и не оценила его решительного шага, похожего на приношение в жертву самого себя. Она лишь мягко заметила, безмятежно воркуя, что если он так считает, значит, «так лучше для них, потому как он муж и ее повелитель».

Но когда он, счастливчик, принес свою первую скромную зарплату, Галина с ужасом ахнула.

– И это вce?!.. Так мало р-рэ? – свое «рэ» она произнесла протяжно и остро-язвительно.

Что он мог ей ответить? Собственно, ничего. Планы отметить радостное событие рухнули. И Игорь стоял с опущенной головой.

– Ты же дипломированный специалист, а получаешь что? А? Жалкие р-рэ? Меньше, чем моя мать, простая станочница, простая рабочая? – в горестном «козочкином» голосе явственно прорезалось рычание рассерженной молодой львицы.

Игорь молчал, словно его уличили в чем-то нехорошем. Он чувствовал себя униженным и раздавленным. И обделенным. Словно бы другим молодым специалистам платили в десятки раз больше, а вот именно ему установили самую мизерную зарплату. Такой он невезучий и сплошной неудачник в жизни.

– Я так не смогу… На эти копейки… Другие могут, а я нет. Просто не смогу…

Галина продолжала держать на своей ладони тощие денежные знаки, тоскливо определяя их бедную весомость. И именно в эти мгновения она, как бы очнувшись, как бы отрезвев, вдруг с щемящей болью почувствовала сердцем свою жизненную ошибку: никакого ХВЗ, о котором мечтала, у нее не получилось… Первая заглавная и решающая буква «X» куда-то улетучилась, странно испарилась, остались лишь сразу приниженные скромные, как постный суп, прописные «вз» – вышла замуж. Просто: вышла замуж… И больше ничего хорошего. И что с этим типом, она так и подумала «с этим типом», ждет ее впереди многие долгие годы унылая обыденная жизнь с жестко ограниченными возможностями. Душа ее в этот миг прозрения покрывалась глубокими морщинами, а на ее лице бродили их серые тени. Галина беззвучно оплакивала свою мечту. Она была реалисткой. Спасательный круг, за который она ухватилась, бесцеремонно оттолкнув других, на ее глазах превращался в жалкий конец тощей веревки, которая к тому же быстро раскручивалась и расползалась под руками, не оставляя никакой надежды на скорое спасение.

– Я так не смогу… Извини меня, лучше правду в глаза.

Игорь не хотел сдаваться, он предпринимал самоотверженные попытки изменить материальное положение в лучшую сторону, брал сверхурочную работу на дом, чертил по ночам, но заработанных «рэ» было явно недостаточно, они вечно жили в непролазных долгах. Милая «козочка» умудрялась удивительно быстро тратить «рэ», ставить его перед свершившимся фактом, занимая у родных, близких, знакомых под его будущие заработки.

Женщина всегда добивается того, чего она хочет. Как свидетельствуют история и современная наука статистика, в мире еще не создано ни таких цепей, ни таких законов, с помощью которых мужчине удавалось бы удержать женщину. Осознав эту застарелую истину, Игорь увидел бессмысленность своих усилий.

– Как хочешь, – сказал он, – вольной воля.

В молодости расстаются легко и просто. Потому что у каждого в запасе есть еще целая жизнь, большая, как праздничный пирог, слегка надкусанный лишь с одного края.

Галина, как говорится, с ходу тут же нашла себе нового спутника. Он был старше на семь лет, рослый (ее всегда почему-то тянуло к крупным мужчинам), не такой интеллигентный, но зато энергичный и деятельный. Вернее сказать, деловитый и ухватистый. Многое повидал и многому научился. Тертый калач. Сам себе на уме. Умел зашибать копейку и приносить домой своей «кисаньке» желанные ею «рэ».

Служил он старшим механиком на крупном торговом корабле, постоянно ходившем в заграничное плавание. Зарплата у него была солидной, да плюс всякие выездные и премиальные, к тому же у него водилась иностранная твердая валюта, а из «загранки» (его терминология) он привозил разные модные и дефицитные товары, «обалденные шмотки» (ее терминология), которые моментально превращались в «рэ». Такой дефицит только покажи – с руками оторвут.

Одевал он свою «кисаньку» в такое самое-самое, в такие редкостные наряды, что в ведомственном доме, в котором они жили, и в соседнем, чуть ли не каждый божий день возникали скандалы в семьях моряков. Короче говоря, за очень короткое время Галина стала предметом женской ненависти и тайной зависти. А ей это доставляло удовольствие. Приятно осознавать свое превосходство и ощущать себя горящим факелом, который мимоходом, как бы между прочим, запаливает короткие шнуры-детонаторы от семейных пороховых бочек. Чужие взрывы и разрывы ее радовали. И она таяла от блаженства. Все вокруг только и судачили о том, что «нашей Галке подвалило счастье». И ей самой казалось, что наконец-то состоялось тайно желаемое и удачно выигранное в жизненной лотерее – ХВЗ…

Но счастье продолжалось недолго. Они расстались, разошлись «как в море корабли» (его терминология). Но на сей раз инициатива исходила отнюдь не от Галины. Она только ахнула от удивления, от такой беспричинной и жестокой резкости такого внезапного крутого поворота в его поведении по отношению к ней, его «кисаньке». Она ничего плохого ему не сделала. Она вообще ничего не делала. «Странный какой-то, – говорила она, жалуясь, – я даже рога ему наставить не успела, хотя возможностей имела ой-ей-ей!.. С комплексами он, скажу по секрету, неполноценный какой-то…»

А этот моряк, по ее понятиям «неполноценный» и с «комплексами», терпел и прощал многое. И то, что в квартире всегда царил «художественный беспорядок» (ее терминология), что «кисанька» заставила ее нужными и ненужными предметами, мебелью, завалила вещами, к которым на следующий же день теряла всякий интерес. И то, что самые дорогие наряды, добытые им с большим трудом и привезенные из далеких стран, те самые «обалденные шмотки», от которых она «была без ума», которые «обожала», на следующий же день он с удивлением обнаруживал небрежно скомканными и брошенными в куче грязного белья. Или в этом наряде она могла приняться мыть пол, готовить на кухне. И то, что она не отличалась радивостью и хозяйственностью, не умела держать в руках нитки с иголкой, никогда не занималась стиркой даже на самой современной стиральной машине. Грязные его рубашки, трусы и ее бесчисленные воздушные комбинашки, шелковые ночные сорочки, нежные трусики, колготки, чулки, чтобы только их не стирать, она затискивала по разным темным углам, за комод, за шкаф, под холодильник. Сколько своих и ее вещей, еще новых, надеванных раз-другой, он обнаружил и выгреб после ее ухода из-под широкой двуспальной кровати, из-под шифоньера и буфета! И то, что она не умела приготовить из свежих хороших продуктов нормальную обычную еду, не говоря о деликатесах, вечно все или переваривала, или пережаривала, что основу ее пищи составляли одни бисквитные торты да шоколадные конфеты, которые она могла поедать килограммами. Все это он терпел и прощал. Думал – молодая, надеялся – образумится, поймет, научится.