Он обвел друзей ликующим взглядом и подытожил:

— Мы богаты!

Были радостные вопли. Были торжествующие крики. Были танцы и песни.

Чуда ускользнула от всеобщего ликования. Что ж, она искренне радовалась за людей. И неохотно призналась себе, что Билл в общем-то оказался прав. Его план сохранил больше жизней, чем любой возможный другой. Но присоединяться к празднующим не хотелось. Слишком уж близко драконьи трупы. И зовут необоримо.

Чуда подошла к одному, распугав тучу воронья. Вонь разложения уже густо висела в воздухе. Чуда провела пальцами по краю открытой раны, прослеживая оголенную артерию, сразу размещая увиденное на соответствующей полке памяти, чтобы описать позднее.

Увы, так много дракона и так мало времени…

Чуда залезла во вспоротое брюхо, скользя подошвами по мясу, проследила за большой веной, подсчитала ее ответвления, попыталась различить мускулы, сквозь которые она проходила. Работая, Чуда едва унимала дрожь возбуждения в руках. И подумала, что теперь чуть лучше понимает веселье других.

Через несколько ярдов Чуда обнаружила, что путь вены перегорожен комком затвердевшей магмы. Весь труп обсыпали выброшенные вулканом, остывающие куски черного камня величиной от булавочной головки до яблока. Она аккуратно сняла кусок, стараясь не повредить ткани под ним.

Чуда уже хотела его выбросить, но ее взгляд вдруг привлекла странность — желтый взблеск. Чуда заколебалась и решила осмотреть камень тщательнее, протерев его подушечкой большого пальца.

Из-под слоя грязи проступило золото. На ладони лежал, тускло поблескивая, небольшой слиток. Красота, такая неуместная на поле боя.

Чуда медленно, затаив дыхание, обвела взглядом равнину. Комки магмы валялись повсюду. Вулкан рассыпал их широкой дугой, медленно истончающейся к западу от Пасти преисподней.

Золото не рассыпалось в пыль от взрыва. Золото не подхватил неведомый бог, не унес на небеса. Золото расплавилось, перемешалось с камнем — и разлетелось по всему полю битвы.

Тонны его медленно забивали в грязь толпы гуляющей пьяной солдатни. Стоя в трупе дракона, Чуда повертела слиток в пальцах.

Она не гордилась совершенным ею в Кондорре. Но, оглядываясь назад, на весь ход событий, можно, не кривя душой, утверждать: Чуда выехала на полевые исследования изучать драконов и выжила. Она увидела их вблизи, обследовала их трупы. Она может взять образцы и расспросить людей, имевших дело с драконами. У Чуды есть уже более чем достаточно материала на исчерпывающую книгу о драконах. А когда Чуда вернется в Тамантию, станет самой знаменитой из живущих тавматобиологов. Долг доброты будет оплачен. Милосердие — вознаграждено.

Возможно, кто-нибудь вообразит финал и посчастливее. Но Чуда была реалисткой. Нынешний ход событий ее вполне устраивал.

Она подумала про Летти, Балура и Билла. Они сейчас пьют и танцуют — как все. Разве чуточку больше золота добавит им счастья? По опыту Чуды, слишком много богатства не идет людям на пользу.

Потому, поколебавшись, она сунула слиток в карман и вернулась к работе.

Биллов день проходил безмятежно, сонно и счастливо и был заполнен в основном лежаньем на травке, с головой Летти на груди и с кружкой пива в руке.

— Итак, — сообщил Билл Балуру, когда солнце коснулось гор на дальней стороне долины, — теперь пророк — ты?

— Но ты же суть мертвый, — поделился наблюдением ящер, пожимая плечами. — Кому-то надо занять место.

Билл слегка усомнился в логичности утверждения. Впрочем, было совершенно логичным и то, что он больше не пророк. Разжалование из пророков Билл перенес радостно и с легкостью. И надеялся так же переносить и дальше.

— Так что — вот она, — сообщила Летти.

— Кто? — поинтересовался Балур, изрядно глотнув из кружки с элем.

— Твоя лучшая жизнь, ради которой мы пришли в Кондорру. Ты заделался пророком. И что, доволен?

— Честно говоря, затея иметь лучшую жизнь, — задумчиво изрек Балур, — суть намного более твоя, чем моя. Я пребывал счастливым, просто убивая народ за деньги.

— Точно так говорили большинство религиозных вождей, каких я знала, — заметила Летти.

Билл решил, что если он сейчас сменит тему, то избавит себя от ночных кошмаров.

— А как насчет тебя? — спросил он у Летти. — Кем ты собираешься стать с новоиспеченным богатством?

Она глянула на Балура. И сразу отвела глаза, уткнувшись в кружку с элем.

— Это суть в порядке, — спокойно заметил Балур. — Я понимающий. В Аналезии иногда бывает время, когда племя разрастается и пустыня не может его прокормить. Тогда мы бываем собирающими в одно место всех слабаков, которых суть более не хотим своим племенем, и выпихиваем их найти собственное место жизни. Или, чаще, смерти.

У Билла появилось странное ощущение, что эта история, по замыслу ящера, должна тронуть нежные струны души.

— Значит, наше племя из двоих стало чересчур большим для этих мест? — осведомилась Летти.

— В моем племени сейчас суть пятьюдесятью тысячами больше, — сказал Балур, пожимая плечами. — И я не уверен, что там пребывает место для балласта вроде тебя.

Летти немного задумалась, затем улыбнулась и обняла Билла.

— Лично я всегда считала, что для племени двое — самое лучшее количество.

Если бы Билл скончался в ту же секунду, то посчитал бы жизнь прожитой не зря.

Но он не скончался. Он увидел идущего к нему Фиркина, и солнечное безмятежное счастье спряталось за тучей.

— Вот же дерьмо! — пробормотал Билл.

Если кто и не был убежден, что Билл как пророк умер окончательно и бесповоротно, так это Фиркин. Он-то наверняка предпочитал видеть пророком Билла, которым намного легче понукать, чем огромным ящером.

— Доброго завтра, — приблизившись, выговорил Фиркин заплетающимся языком и взмахнул бурдюком. — Но погодите… разве завтра?

Он поглядел на бурдюк.

— Это не завтра, а вино.

Он приложился, запрокинув голову. Потом вытер губы.

— Определенно — вино.

Он осмотрел всех, прищурился, наклонил голову.

— Билл, доброе утро! — изрек Фиркин и шлепнулся задом на траву.

— Добрый вечер, Фиркин, — отозвался Билл.

— Утомительное оно дерьмо — быть голосом пророка. Орать столько надо, — поведал Фиркин и потер глотку. — Иссыхаю совсем.

Он приложился к бурдюку снова.

— Ну да, — согласился Билл и в это мгновение ощутил себя странно одиноким.

Похоже, никто не собирался его спасать.