извергнуться в любую секунду. И это произошло. Неуловимые вибрации перерастали в землетрясение максимальной магнитуды. Горячая лава, покрывая земную поверхность, отовсюду разбрасывала раскаленные обломки – прекрасное зрелище в своей опасности. Неизвестные ощущения пронзали насквозь, дробили алмазное сердце, позволяя гореть в огне – разрушительно-ярком, всепожирающем, хлестком. В кратере вулкана могло образоваться даже лавовое озеро, и Мин намеревался броситься в него с головой.

Время бежало или, может, застыло – не разобрать. Но их губы были влажные и опухшие, глаза стеклянные, а мысли – пустые. Говорят, для влюбленных весь остальной мир перестает существовать. Так вот из-за чего. Потому что в это мгновение Мин действительно ни о чем не мог думать. И это было невероятно: забыть кто он, где и почему. Даже сформировать мысли в слова выходило с трудом. Он разучился говорить, речь воспринималась чем-то инородным, инструментом из другого измерения. Мин бы с радостью предпочел отныне общаться только на языке поцелуев.

Что ты чувствуешь ко мне? Поцелуй. Когда вернешься? Поцелуй. Сколько ты сможешь быть рядом? Поцелуй. Идеальный разговор.

Блаженство годами закупоренных чувств, как джинн из лампы, вырвалось наружу, заполняя их без остатка.

Мин пришел в себя, лишь когда руки вцепились ему в шею, и его обняли – так крепко и жарко, с трогательным отчаянием, отчего тело покрылось мурашками. Объятия – одно из оружий Лайта, которое пробило его броню. Он не обнимался ни с кем после смерти матери. Никому даже в голову не приходило, как он нуждался в этом. Не приходило, что его следовало обнимать.

– Что у тебя за парфюм? – внезапно раздался голос Лайта у самого горла.

– Вряд ли ты поймешь по названию.

– Нет, я о том, что за запах? Никак не разберу…

– Это ветивер.

Чужое любопытство о такой мелочи будоражило. Лайт что-то промычал, и тогда Мин зашептал ему на ухо, ответно вдыхая чужой запах. Глубоко. С упоением.

– Ты дал согласие.

Он видел лишь розоволосую макушку, на которой оставил поцелуй, поддавшись глупому порыву.

– Мне бы понять, на что конкретно я соглашаюсь, – приглушенно забормотал Лайт, опаляя грудь дыханием, а Мин был и не против. Горячий воздух нашептывал им свои правила новой действительности.

Мин переместил руки от талии парня на плечи, подталкивая того вновь посмотреть на него.

– А чего тебе хочется? – Ребяческое желание дразнить разъедало легкие и щекотало гортань. Он потянул Лайта за руку, приближая к кровати. Не вечность же зажиматься у стенки словно нашкодившим школьникам.

Лайт не сопротивлялся. Тело легко поддалось, и вот они уже сидят на кровати, но в глазах напротив что-то будто кричало «нет». Мин знал каково это. Сам до конца не понимал во что ввязывается, однако больше не сопротивлялся. Губительное болото романтических чувств загустевало в нем.

– Несерьезные отношения не для меня, – нахмурился Лайт, между бровями образовалась забавная морщинка.

– А слишком серьезные – не для меня, – не сдержался Мин в желании поддразнить.

Заявление не было ложью. Он всегда считал, что отношения столько всего усложняют: люди тратят время на бессмысленные разборки и создают кипиш по малейшим причинам. Реалистичный взгляд на мир доказывал: в большинстве отношений пятьдесят процентов – привычки, двадцать процентов – лжи, десять процентов – измен (или же мыслей о ней) и ссор, а остаток делят – финансовая зависимость, страх мнения других, неравенство, психологический или физический абьюз.

Впрочем, у всего есть исключения. Так, может, попытаться им стать?

– Это не работает с самого начала. – Лайт немного скривился, точно сказал что-то уже известное, но Мин уверенно и дипломатично не согласился.

– Наоборот, мы отсекли две крайности. А я ненавижу крайности. Или ты думаешь, что я втягиваю тебя в свободные отношения? Роман или интрижку?

– Не знаю. Поэтому и спрашиваю.

– Я предлагаю тебе себя и в ответ хотел бы получить тебя. А наши отношения будут такими, какими мы сами захотим. – Банальности, как и ложь, казались лишними сейчас в этой комнате.

– В первый раз все было проще. – Лайт откинулся на кровать и тяжело выдохнул, закрывая лицо ладонями.

– Мы так быстро добрались до фазы «разговоры о бывших»? – Мин и сам удивлялся, почему продолжает дурачиться, и при этом ощущал вдохновляющую решимость, пусть даже все очень шатко. Но его переполняло давно позабытое чувство, которое кто-то назвал бы счастьем. Словно несбыточная мечта совсем близка к исполнению.

Химия между ними превращалась в хмелящий и дурманящий пар, и Мин вбирал его с каждым вдохом. Он хотел получить эти мгновения все до единого. Теплые, живые, взаимные. Он жаждал их. Именно они помогали вдыхать решимость не только в себя, но и в Лайта.

– Тогда мне придется остаться на ночь, слушая о твоей бесконечной череде. – В Мина полетела шпилька, однако она отражала их близость.

– Можешь остаться и без разговоров о бывших. Я только за. – Мин лег на бок рядом с Лайтом, подпирая ладонью голову, а второй рукой провел по его шее, оставляя за ней след из возникших мурашек.

– Мне уже есть, где жить.

– Теперь у тебя другая причина остаться.

– И какая же?

– Здесь живет твой парень.

– Ты невыносимый.

Но слова почему-то противоречили действиям. Мина поцеловали первым. Скорый и убаюкивающий поцелуй. Отвергающий эфемерность происходящего.

– Почему ты ответил на поцелуй? Почему согласился?

Все это время именно Мин раз за разом подступался к парню. Лайт никогда четко не говорил о том, что чувствует к нему.

– Я устал.

– Не самый обнадеживающий ответ.

– Устал сопротивляться тебе и бороться с собой. Ты не понимаешь, какое ты большое искушение для меня. – Такой ответ стал неожиданностью. Мин был уверен, что Лайт отвергал его без труда. – Ты, должно быть, слышал это много раз, но самый простой ответ на твой вопрос – ты нравишься мне. А может и больше. В последний раз я испытывал подобное так давно, что теперь сложно разобрать степень и оттенки своих чувств. Но все они направлены на тебя.

В мире придумано достаточно букв для того, чтобы собирать из них самые абсурдные слова и глупые предложения. Самые прекрасные тоже.

– Ты почти заставил меня потерять веру в свои чары.

– А ты – веру в мое хладнокровие.

– У тебя есть повод для сомнений, как и у меня. Вот это между нами, – Мин руками очертил их собственную орбиту, – нелегко и зыбко. Ну и что с того? Поговорим о том, что нас беспокоит, и исправим это. Сами решим, как все будет.

Они могли бы делать это. Создавать, исследовать, выстраивать бесконечные лестницы, ломающие потолки и идущие только вверх. Стать искомым катарсисом друг друга.