Распространение брошюры «Плач на погибель дорогого отечества»

Возобновившаяся дружба духовной и светской власти уже в декабре прошла проверку на прочность. Дело в том, что о. Илиодор привез из Саратова тираж второй своей брошюры — 16-страничной книжечки, воспроизводившей еще одну программную статью зимы 1906–1907 гг. — «Плач на погибель дорогого отечества». По сходству шрифта Нейман предполагал, что эта книжечка была напечатана в Саратове, в той же типографии, что и «Братский листок». Брошюра продавалась на подворье, у свечного ящика, по обычной цене в 10 коп.

Узнав об этом, гр. Татищев ринулся в бой. Руководствуясь старым принципом противодействия всему идущему от о. Илиодора, губернатор послал к еп. Гермогену чиновника особых поручений, извещая, «что иеромонах Илиодор, проживая незаконно в г. Царицыне, продолжает будто бы прежнюю свою деятельность, распространяя среди жителей г. Царицына собственного сочинения брошюру под названием „Плач“, направленную против правительства». Поэтому гр. Татищев просил изъять эту литературу из продажи.

Преосвященный немедленно, телеграммой 28.XII, вызвал о. Илиодора в Саратов по «весьма серьезному делу», прибавив: «Ради Бога прекратите продажу раздачу на подворье брошюры Плач без промедления».

На следующий день гр. Татищев распорядился конфисковать брошюру и доставить несколько экземпляров. Конфисковать в Царицыне, но не в монастыре. Тут губернатор надеялся на содействие еп. Гермогена: «Распоряжение конфискации подворье будет сделано духовной властью».

Губернаторская телеграмма поставила Неймана в некоторое затруднение, поскольку эта брошюра, в отличие от предыдущей, не выходила за пределы подворья. Как же конфисковать то, чего нет? Но раз начальство жаждало ознакомиться с илиодоровским сочинением, то вопрос был решен просто: агенты полиции посетили монастырь и купили там 6 брошюрок, которые и отправились в Саратов.

Раскрыв брошюру, гр. Татищев обнаружил в ней следующий пассаж:

«Окружили Царя министры неверные. Они над чувством русским, народным, только смеются, потешаются. Дети твои плачут и кричат им: „спасите, погибаем!“, а они на слезы страдальческие отвечают сатанинским надменным хохотом. Первый-то министр, самый Столыпин Петр, называет верных детей погромщиками. Крестьян он собирается забросать прокламациями, а если они и тогда будут смиренно заявлять о земельной нужде, то он собирается их расстреливать! Ах, как это делать легко, привлекательно. Ах, Столыпин, Столыпин, Петр Аркадьевич, да ты сначала накорми, напои крестьян, научи, как свой клочок земли с пользой обрабатывать, ты повыгонь из них развратителей, демократов, социалистов, безбожников, а потом увидишь, что их не за что расстреливать: они почти все смиренны, кротки, верующи. Придет ведь время дать ответ пред судом народным, судом Божиим! Хорошо говорить тебе, когда у тебя 10 000 десятин земли: семь родовых, да три приобретенных, или наоборот, — хорошо не запомнил, как о том в одной книжечке написано».

Гр. Татищев торжественно препроводил крамольное сочинение Столыпину: полюбуйся, мол, как тебя расписывают. Тот 5.I наложил резолюцию, прося Курлова срочно связаться с Роговичем и выяснить, какие меры будут приняты против о. Илиодора за напечатание этой брошюры. Распоряжение было выполнено в тот же день.

Словом, пошла писать губерния, а за ней и министерство, не зная, что текст «Плача» был опубликован газетой «Вече» еще в феврале 1907 г. Тогда скандальный пассаж не вызвал никаких репрессий. Ныне же властям слишком захотелось доказать, что о. Илиодор «продолжает прежнюю свою деятельность».

Сам он на вызов еп. Гермогена не приехал ввиду болезненного состояния, но по телеграфу ответил преосвященному, «что никаких противоправительственных брошюр в г. Царицын он не распространял». Это была сущая правда. Брошюра распространялась не в городе, а только на подворье и по смыслу своему представляла собой славянофильское литературное произведение, направленное не против кабинета Столыпина, а вообще против прозападнической позиции правительства начиная с петровских времен. Министры упоминались лишь мимоходом, хотя и в довольно резкой форме.

Путая все и вся, Сергей Труфанов будет связывать этот фрагмент «Плача» со своим удалением из Почаева. Очевидно, он смутно помнил, что обличение Столыпина ему не сошло с рук, но запамятовал обстоятельства.

Настояния еп. Гермогена

Кажется, эпизод с брошюрой подорвал доверие еп. Гермогена к своему протеже. Только что, в праздник Рождества, преосвященный защищал о. Илиодора перед губернатором, указывая, что иеромонах «виновен лишь в несдержанности и судить его нельзя, так как через месяц-полтора он умрет», а уже 28.XII владыка вызывает своего подопечного в Саратов с очевидным намерением сделать выговор. По-видимому, еп. Гермоген заподозрил, что о. Илиодор симулирует болезнь и под шумок продолжает буянить.

В первый день 1909 г., в Дворянском собрании, обсуждая пресловутую брошюру с гр. Татищевым, преосвященный «резко высказался» по адресу о. Илиодора. Ранее, запрещая распространение этой книжечки, еп. Гермоген велел ему: 1) представить официальное доказательство болезни и 2) до выздоровления переехать из монастыря к какому-нибудь благотворителю.

О. Илиодор ответил, что, действительно, серьезно болен, и… остался в монастыре. Однако требуемое свидетельство представил.

На весь Царицын было всего два русских врача. К одному из них, Глазову, иеромонах и обратился. 14.I врач составил свидетельство, в котором перечислил три диагноза: хронический катар гортани, катаральное воспаление верхушки правого легкого, неврастения. Не забыв продублировать все эти термины по-латыни, Глазов умолчал, однако, о главном — о степени тяжести заболеваний. Зато сообщил, что больному «необходимо в предстоящее лето воспользоваться продолжительным отдыхом и предпринять поездку для лечения кумысом», то есть, очевидно, вернуться в Царицын.

На следующий день о. Илиодор переслал эту бумагу еп. Гермогену, а вскоре прот. Каверзнев, посетив Саратов, подтвердил преосвященному факт серьезной болезни иеромонаха. После этого сомнения владыки рассеялись. 9.III он с чистой совестью писал митр. Антонию: «иеромонах Илиодор действительно болен, что и есть на самом деле. Иеромонах Илиодор весьма болен, — все время от 18-го декабря лечится, и в настоящее время он, с наступлением более теплых дней, едва-едва стал оправляться».

Смена властей

Новый 1909 год принес большие перемены.

До 4.II должность царицынского полицмейстера исправлял Нейман. Затем он получил назначение камышинским исправником, а на место полицмейстера был назначен саратовский пристав Вячеслав Викентьевич Василевский.

Фамилия бочаровского преемника смущала ревнителей православия, намекая на польское происхождение ее носителя: «Саратовский губернатор, как бы нарочно, назначил поляка». Выяснив, что Василевский православный, илиодоровцы отнесли его к числу выкрестов, которые «переходят в православие не по духовному перерождению, а из материальных расчетов». Полагали, что Василевский в силу своего происхождения «покровительствует жидам, безбожникам и др.». Некий сотрудник «Царицынского вестника» даже уверял, что новый полицмейстер требовал от редактора Жигмановского присоединиться к газетной травле о. Илиодора, как будто булгаковской клеветы было недостаточно.

На самом деле Василевский был русский, православный и, по некоторым сведениям, даже вышел из духовной семьи и кончил Виленское духовное училище. «Весьма деятельный, корректный», он имел огромный опыт службы в ведомстве — 22 года, —