— Я люблю тебя! — от всей души выдохнула она. Энтони подхватил ее на руки и горячо поцеловал.

— Честное слово, я держусь из последних сил, — признался он. — Лиз, ты так хороша, так желанна, что не обессудь. Я больше не остановлюсь.

— Я больше не позволю тебе остановиться, — пробормотала Элизабет и снова обхватила его шею руками, притягивая к себе, целуя, требуя, откликаясь. Почувствовала, как от любимого полыхнуло жаром, и сама загорелась. Снова зашумело в голове, снова исчезли все лишние мысли, оставив лишь желания. И Элизабет позволяла себе тем больше, чем больше позволял себе Энтони. Кажется, она сама расстегнула все до единой пуговицы на его рубашке еще до того, как он уложил ее на кровать, и Энтони оставалось лишь сдернуть ее с плеч, чтобы Элизабет получила возможность прижать ладони у его обжигающей коже. Энтони сорвал дыхание, едва выдавив ее имя, а она заскользила руками по его груди, невольно отмечая сухощавость мужниной фигуры и столь же невольно жалея о том, что не имеет возможности разглядеть его как следует. Впрочем, у нее еще будет такая возможность, а пока… пока…

Его ладони тоже задвигались по ее телу, а губы, губы…

Ох, не хватало смелости даже открыть глаза, но неужели он?..

Элизабет прогнулась, желая быть еще ближе. Дыхание сбилось, в груди стало горячо и тревожно.

— Энтони…

Он с трудом удержал себя от того, чтобы рвануть ее сорочку обеими руками, освобождая путь к вожделенному, лишь бы ни на секунду не отрываться от восхитительной вожделенной груди. Энтони сам не понял, как решился вот так, сходу, ошеломить своего ангела, да только в его руках трепетало не бестелесное и бесстрастное существо, а самая настоящая женщина, которая дышала, горела, двигалась и сама не чуралась лишающих разума нежностей. Ох уж эти ладошки, исследующие лопатки, плечи, шею, зарывающиеся под волосы, чтобы еще сильнее прижать к себе, и в эти секунды Энтони слышал глубокий протяжный вздох — почти что стон. Элизабет впитывала его ласки, действительно позволяя все, что угодно, и совершенно явно испытывая от них удовольствие.

— Лиз, пожалуйста, пожалуйста, только не бойся…

Он скользнул рукой ей под сорочку, осторожно, почти невесомо касаясь ее живота, оглаживая его, спускаясь к бедрам, все еще защищенным нижнем бельем, не дающим никакой возможности продолжать.

И попробуй тут не испугай невинную девушку!

— Лиз!..

Она словно поняла — или сама хотела того же самого? Потянулась непослушными пальцами к бантикам на сорочке, развязала один, второй…

Откуда только прорвалась итальянская сущность? Энтони напрочь забыл английский язык, английскую сдержанность, английские правила. Он желал свою женщину и видел, что и она желает его. И не было больше никаких страхов и никаких препятствий.

— Li,! II mio miracolo! La mia felicita! Ti ho sognato рег tanti anni е non ho nemmeno il coraggio di pensare che un giorno potrei chiamarti anche tu! Tu sei perfetto! Voglio guardarti per tutta la vita! Voglio stare con te ogni notte! Non ho mai la for,a di rinundare a te, la mia tenta,ione! II piu dolce, il piu dolce! Mi stai facendo impa,ire con uno sguardo e lei non lo sai! Voglio tanto renderti felice! Ti rendero felice! Fidati di me! Per favore! Come sempre fidata!**

Он еще говорил какие-то нежности, но Элизабет впитывала лишь его голос — совершенно преобразившийся в этой страстной итальянской речи. Бархатом ласкал он ее душу и таким же бархатом окутывали тело его поцелуи. Сначала легкие, осторожные, будто ищущие границу дозволенного, но Элизабет стерла все границы.

И следом исчезли слова, исчезла робость. Его руки, его губы, его горячее дыхание — его разорванное в клочья дыхание — почему-то лишь его она и различала в этом обоюдном безумии. Слишком важным казалось, чтобы он ни на секунду не останавливался. Как хорошо, что Элизабет ничего не знала о близости раньше, — иначе разве смогла бы так спокойно ждать свадьбы? Этот огонь, охвативший все тело, казалось, невозможно потушить, а Энтони все сильнее распалял его, скользя по влажной коже, сдавливая, глядя, лаская до полного исступления. Чего он ждал, Элизабет не знала. Ее уже не страшила даже обещанная Черити боль. Она хотела этого соития — не только мыслями, желая стать Энтони настоящей женой, — но и телом, словно бы требующим его себе и нуждающемся в нем больше всего на свете. Но она не знала, как объяснить, как позвать и можно ли вообще об этом говорить. Только вместе с одним из неудержимых стонов с мучением выдохнула его имя.

Энтони стиснул ее в объятиях, словно вдавливая в собственное тело. Он никак не мог насытиться ее вкусом и ее эмоциями. Всё было не так, как он себе представлял. Не вынужденная прелюдия, в которой лишь любопытство и подстегивало интерес, а неукротимое желание изучать, узнавать, не оставляя ни одного нежнейшего дюйма неисследованным. Привыкать, приручать, растворяясь в ее отзывчивости и такой сладкой страсти, упиваться каждым новым поцелуем, осознавая, сколь многое судьба ему подарила. Он забыл о себе, желая только выполнить дважды данное Элизабет обещание, но ее невысказанная просьба прошила молнией, добравшись до самой сущности. В секунду стало невозможно терпеть. Он скрасит боль первого раза — сумеет, теперь уже не было в этом сомнений. Только не торопиться. Только дать ей возможность самой все решить.

Энтони на мгновение зажмурился, огладил ее бедра, приподнимая колени.

Словно тоже в первый раз. Словно все забыто и все заново познается. С любимой. С единственной…

— Fidati di те***, - еще раз шепнул он. Элизабет крепко обхватила его за шею, ища поцелуев. Уже чувствовала его между ног, уже прижималась, раскрываясь навстречу.

Горячо… скользко… так приятно…

Так желанно…

Еще чуть-чуть… Еще…

— Энтони!..

Он подхватил ее под выгнувшуюся спину, поймал губами вскрик незваной боли. Прижал одной рукой к груди, второй бережно лаская ее напрягшееся бедро.

— Лиз! Любимая моя! Желанная моя! Все позади! Не пугайся, я не стану дальше мучить тебя…

Она замотала головой, еще сильнее стискивая руки на его шее.

— Пусть так… Не уходи… Мне так нужно… Ты так нужен мне, Энтони!..

У него теплом плеснуло в груди.

To ли ангел — то ли самая искусная обольстительница.

Энтони напряженно улыбнулся, осторожно касаясь губами ее губ.

Он не рассчитывал сегодня на многое, считая своим долгом как можно деликатнее познакомить любимую с новой стороной жизни, но, кажется, Элизабет думала иначе. Она осторожно погладила его по плечам, будто бы изучающе двинулась вниз по спине, замерла на пояснице, чуть сдавленно вздохнула. У Энтони промелькнула шальная мысль, что она хочет, но не решается пойти дальше, однако тут Элизабет вдруг шевельнула бедрами, подавшись вперед, и Энтони с трудом сдержал блаженный стон. Что бы он ни говорил, как бы ни собирался поступить, а такого возбуждения, как с Лиз, еще никогда не испытывал. Тут одно неловкое движение — и будет довольно. А ей, кажется, хотелось большего.