Наступило короткое молчание. Затем чиновник сказал:“Недостаточно грандиозно. Ребята, разве я не сказал, что нужно придумать что-тограндиозное?” В ответ Эллисон сделал жест, как будто бьет этого парня, и ушел.А вот рассказ самого Эллисона о том, как все происходило. “Парамаунт” ужедовольно долго пытался начать работу над фильмом “Звездный путь”. Родденберритребовал, чтобы его имя было указано в числе авторов сценария Беда в том, чтоон не умеет писать. Его собственная идея, шесть или семь раз использовавшаяся всериале, а потом еще и в фильме, заключалась в том, что экипаж “Энтерпрайз”находит в глубоком космосе Бога, и Бог оказывается безумцем, или ребенком, илии тем и другим. Меня дважды приглашали для обсуждения сюжета. Доили и другихписателей. “Парамаунт” никак не мог принять решение и даже несколько разпытался отстранить Джина от проекта, пока тот не воспользовался услугамиадвокатов Потом в “Парамаунт” снова сменилась дворцовая стража, из Эй-би-сиявились Диллер и Айснер и привели с собой толпу приятелей. Одним из этихприятелей был бывший установщик декораций по имени Марк Трабулус.

Родденберри предложил мне написать сценарий фильма совместнос этим Трабулусом, последним.., из всех невежественных неудачников, которым“Парамаунт” поручал делать картину. Я обсудил сюжет с Джином. Он мне сказал,что требуется грандиозный сюжет и все, что ни предлагается, кажетсянедостаточно грандиозным. Я придумал сюжет. Джину он понравился, и Джинназначил встречу с Трабулусом на 11 декабря 1975 года. Встречу отменили нонаконец мы все же сошлись – 15 декабря. Джин (Родденберри), Трабулус и явстретились в кабинете Джина на студии “Парамаунт”.

Я рассказал им сюжет. В нем говорилось о полете к границамизвестной вселенной и возвращении во времени в плейстоценовый период, когдавпервые появляется человек. Я предложил параллельное развитие рептилий, которыемогли бы стать господствующим видом на Земле, если бы не победилимлекопитающие. Предложил чуждый разум из далекой галактики, где змеидействительно стали господствующим видом; и вот разумная змея прилетает наЗемлю в будущее “Звездного пути” и видит, что ее соплеменники уничтожены; онавозвращается в далекое прошлое Земли, чтобы исказить временной поток и датьвозможность пресмыкающимся победить млекопитающих. “Энтерпрайз” летит впрошлое, чтобы восстановить правильный ход времени, находит пришельца-змею, итут перед человеческим экипажем встает дилемма: имеет ли он право уничтожитьцелый вид, чтобы обеспечить собственное господство в настоящем и будущем?Короче говоря, в сюжете переплетаются время и пространство, этика и мораль.

Трабулус все это выслушал и несколько минут сидел молча.Потом сказал:

– Знаете, я тут прочел книгу Ван Деникена. Этот пареньдоказал, что у майя был точно такой же календарь, как у нас, так что онинепременно происходят от пришельцев Можно ли поместить в фильм несколько майя?

Я посмотрел на Джина, Джин посмотрел на меня, я посмотрел наТрабулуса и сказал:

– В то далекое время никаких майя не было. А он ответил:

– Ну кому об этом известно? Я сказал:

– Мне известно. Это глупое предложение. Трабулус оченьрассердился, сказал, что ему нравятся майя и если я хочу работать над картиной,то должен придумать, как их туда запихнуть. Тогда я сказал:

– Я писатель, а вот кто вы такой, я не знаю! Встал и вышел.Тем и окончилось мое участие в фильме “Звездный путь”. У все мы, прочиесмертные, мы, не умеющие произнести нужные слова в нужное время, можем тольковоскликнуть:

– Ты прав, Харлан! – Примеч. автора.

В то же самое время он писал три сценария для трех разныхтелесериалов и получил за них – беспрецедентный случай – три премии Гильдииписателей Америки за лучший телесценарий и вел ожесточенную войну, своего родатворческую герилью, с другими телепродюсерами, которые, как он считал, унижаютего творчество и само телевидение (“превращают в какую-то кухню”, пособственным словам Эллисона). В тех случаях, когда он считал, что в сценариислишком мало осталось от него самого, и не хотел, чтобы его имя появлялось втитрах, он использовал псевдоним Кордвайнер Берд – имя, которое возникает в“Странном вине” (Strange Wine) и в “Нью-йоркском обозрении птиц” – внеобыкновенно забавном рассказе, который можно назвать “Седьмое посещениеЧикаго Брентано”.

Древнеанглийское слово “кордвайнер” означает “сапожник”,“обувщик”; таким образом буквальное значение псевдонима, который Эллисониспользует в тех случаях, когда считает, что его сценарии безнадежно искажены,– “тот, кто делает обувь для птиц”. Я полагаю, что это неплохая метафора всякойработы для телевидения и очень хорошо раскрывает степень полезности этойработы.

Однако цель этой книги не в том, чтобы преимущественноговорить о людях, и о литературе ужасов не должна рассказывать о личностяхписателей; такую функцию выполняет журнал “Пипл” (который мой младший сын, снеобыкновенной критической проницательностью, упорно называет “Пимпл” [273]). Но в случае с Эллисоном личность писателя и его творчество так теснопереплетаются, что невозможно рассматривать их в отрыве друг от друга.

Я хотел бы поговорить о сборнике рассказов Эллисона“Странное вино” (1978). Но каждый сборник Эллисона, кажется, основан напредыдущих сборниках, каждый – это своего рода отчет внешнему миру на тему “Вотгде Харлан сейчас”. Поэтому необходимо эту книгу рассматривать в более личномотношении. Эллисон требует этого от себя, что не имеет особого значения, нотого же требуют его произведения.., а это уже важно.

Фантастика Эллисона всегда была и остается нервным клубкомпротиворечий. Сам он не считает себя романистом, но тем не менее написал покрайней мере два романа, и один из них – “В стиле рок” (Rockabilly) (позжепереименованный в “Паучий поцелуй” (Spider Kiss)) – входит в первую тройкуроманов о людоедском мире музыки рок-н-ролла. Он не считает себя фантастом,однако почти все его произведения – фантастика. Например, в “Странном вине” мывстречаем писателя, за которого пишут гремлины, так как сам герой исписался;встречаем хорошего еврейского мальчика, которого преследует умершая мать(“Мама, почему ты не уходишь из моего ранца?” – в отчаянии спрашивает Лэнс,хороший еврейский мальчик. “Я видела, как ты вчера вечером играл сам с собой”,– печально отвечает тень матери).

В предисловии к самому страшному рассказу сборника “Кроатоан”(Croaloan) Эллисон утверждает, что он сторонник свободного выбора по отношениюк абортам, точно так же как в своих произведениях и эссе на протяжении двадцатилет называет себя либералом и сторонником свободы мысли [274], но“Кроатоан”, как и почти все рассказы Эллисона, проникнут такой же строгойморалью, как слова ветхозаветных пророков. В этих превосходных рассказах ужасамы видим то же, что в “Байках из склепа” и “Склепе “ ужаса”: в кульминациигрехи героя, как правило, обращаются против него самого.., только у Эллисонаэто усилено в десятой степени. Но одновременно с тем произведения Эллисонапронизаны острой иронией, и поэтому наше ощущение того, что правосудиесвершилось и равновесие восстановлено, слегка ослаблено. В рассказах Эллисонанет победителей или побежденных. Иногда там есть выжившие. Иногда выживших нет.