Прежде чем закончить сравнение, позвольте отметить, что еслироман Элкина получил множество рецензий, в основном положительных, то рассказЭллисона, первоначально опубликованный в “Пентхаусе” (литературно подкованныечитатели редко регулярно покупают этот журнал), почти неизвестен. В сущности,почти неизвестен весь сборник “Странное вино”. Критики в большинстве своемфантастику игнорируют, потому что не знают, что с ней сделать, если нерассматривать исключительно как аллегорию. “Я не работаю с фэнтези, – сказалмне однажды критик “Нью-Йорк тайме ревью”. – Меня не интересуют галлюцинациисумасшедших”. Всегда полезен контакт с таким открытым умом. Расширяетсясобственный кругозор.

По счастливой случайности Маргарет Трашвуд убегает из ада, ив своем героически пышном описании предзнаменований, которые предшествуют этойотрыжке ада, Эллисон забавно пародирует первый акт шекспировского “ЮлияЦезаря”. Юмор и ужас – инь и ян литературы; Эллисон это знает. Мы смеемся.., ноза смехом кроется тревога.

"Когда обжигающее солнце прошло небесный экватор,направляясь с севера на юг, возникло множество знамений: в Дорсете, недалеко отмаленького городка Бландфорд, родился теленок с двумя головами; недалеко отМарианских островов поднялись на поверхность затонувшие корабли; повсюду глазадетей превратились в мудрые глаза стариков; над индийским штатом Махараштраоблака приняли форму воюющих армий; ядовитый мох мгновенно вырос на южнойстороне кельтских мегалитов и тут же погиб – всего на несколько минут; в Грециилепестки левкоев стали истекать кровью, а земля вокруг хрупких стеблей началаиздавать запах гниения. Иными словами, явились все шестнадцать предвестниковнесчастья, как раз в том виде, как их классифицировал в первом веке доРождества Христова Юлий Цезарь, включая рассыпанную соль и пролитое вино, –люди чихали, спотыкались, стулья скрипели… В общем, все эти признакиодновременно и несомненно предсказали грядущие катаклизмы. Над Маори возниклоюжное полярное сияние; баски видели, как по улице одного из городов пробежаларогатая лошадь. И так далее.

Врата в Преисподнюю отворились” [277].

Лучшее в приведенном – то, что мы чувствуем отстраненностьЭллисона, довольного произведенным эффектом и адекватностью описываемого исредств описания; Эллисон забавляется. Среди сбежавших из ада в тот краткийпериод, когда дверь оставалась открытой, – Джек Потрошитель, Калигула, ШарлоттаКорде, Эдвард Тич (“с торчащей в разные стороны бородой, на которой обгорели ипотеряли цвет ленточки, отвратительно хихикая…”), Берк, и Хейр, и ДжорджАрмстронг Кастер.

Всех их втянуло назад, за исключением эллисоновской МаргаретТрашвуд, похожей на Лиззи Борден. Она добирается до неба, встречает Дока.., иБог отправляет ее назад: рай начинает трещать и осыпаться по краям, когда ейстановится ясно его лицемерие. Бассейн с водой, куда Док опустил ноги, когдаМаргарет тащит к нему свое почерневшее, обгоревшее тело, наполняется лавой.

Маргарет возвращается в ад, поняв, что сможет выдержать егомуки, а бедный Док, которого она каким-то образом продолжает любить, не сможет.“Некоторым людям просто нельзя играть с любовью”, – говорит она Богу, и этолучшие строки рассказа. Тем временем Гитлер продолжает рисовать розы у входа вад (когда дверь открылась, он был слишком поглощен своим занятием, чтобы думатьо бегстве). Господь бросил один взгляд, говорит Эллисон, “и поспешил назад,чтобы отыскать Микеланджело и поведать ему о великолепном зрелище, представшемЕго глазам в самом неподходящем месте”.

Великолепие, о котором говорит Эллисон, конечно, не розыГитлера, а способность Маргарет любить и верить (пусть только в саму себя) вмире, где невиновные наказываются, а виновные вознаграждаются. Как вбольшинстве рассказов Эллисона, все основано на какой-то грандиознойнесправедливости; противоядием является способность героя преодолетьнесправедливую ситуацию, а если он не сумеет этого сделать, то по крайней мередостигнуть с нею временного соглашения.

Рассказы Эллисона – своего рода басни, а сочинять басни впериод, когда подход к литературе и без того кажется излишне упрощенным,непросто – но Эллисон откровенно пользуется этим словом в предисловиях котдельным своим рассказам. В письме ко мне от 28 декабря 1979 года он говорит опользе басни в фантастическом произведении, в котором действие сознательноизображается на фоне современного мира:

"Странное вино” развивает – как я вижу в ретроспективе– мое представление о том, что в современном обществе реальность и фантазияпоменялись местами. И если в рассказах есть единая тема, то она именно такова.Продолжая то, что я делал в двух предыдущих книгах “Приближаясь к забвению”(1974) и “Рассказы птицы смерти” (1975), сборник предлагает некий наложенныйпреконтинуум, используя который читатель, даже ведущий легко наблюдаемоесуществование, сможет понять свою жизнь и судьбу.

Все это, пожалуй, излишне высокопарно; говоря проще,повседневные события, привлекающие наше внимание, настолько велики, фантастичныи невероятны, что тот, кто не идет по краю безумия, не сможет справиться с тем,что предстоит [278].

Заложники в Тегеране, похищение Пэтти Херст, фальшиваябиография и смерть Говарда Хьюза, рейд на Энтебе, убийство Китти Дженовезе,бойня в Джонстауне, атомная тревога в Лос-Анджелесе несколько лет назад,Уотергейт, душитель из Хиллсайда, “семейство” Мэнсона, нефтяной заговор – всеэти мелодраматические события превосходят возможности создателя подражательнойфантастики и в его изображении могут быть только нелепыми. И тем не менее всеэто было. Если бы вы или я попытались написать роман о таких вещах до того, какони произошли, даже самые низкопробные критики нас высмеяли бы.

Это не перифраз старинного высказывания, что правдаудивительнее любой выдумки, потому что я не считаю, будто эти события отражают“правду” или “реальность”. Двадцать лет назад сама идея международноготерроризма была немыслима. Сегодня это данность. Она стала настолькораспространенной, что мы оказались безоружными и беспомощными перед наглостьюХомейни. Одним коварным ударом этот человек превратил себя в самую важнуюобщественную фигуру нашего времени. Короче, он манипулирует реальностьюисключительно благодаря своей смелости. Он стал символом бессилия нашеговремени. В этом безумце мы имеем пример человека, который понимает – пусть дажеподсознательно, – что реальный мир бесконечно податлив. Хомейни увидел сон изаставил весь мир жить в этом своем сне. То, что для остальных это кошмар,того, кто видит сон, не касается. Утопия одного человека…