В качестве отправной точки в “Кроатоане” используется миф окрокодилах, живущих под улицами Нью-Йорка, – смотри также книгу Томаса Пинчтона“В.” (V.) и забавно-ужасный роман Дэвида Дж. Майкла “Тур смерти” (Death Tour),это необыкновенно распространенный городской кошмар. Но на самом деле рассказЭллисона посвящен абортам. Возможно, он и не противник абортов (хотя впредисловии к рассказу Харлан нигде не утверждает, что он их сторонник), норассказ куда острее и тревожнее, чем те помятые образцы желтого журнализма,которые сторонники движения “все имеют право на жизнь” таскают в своихбумажниках и сумках, чтобы помахать у вас перед носом, – рассказы, будто бынаписанные от лица ребенка, еще находящегося в чреве. “Не могу дождаться, когдаувижу солнце и цветы, – произносит зародыш. – Не могу дождаться, когда увижуулыбающееся лицо мамы…” Кончается рассказ, разумеется, словами:

"Вчера вечером мама меня убила”.

"Кроатоан” начинается с того, что герой спускаетудаленный в результате аборта зародыш в канализацию. Женщины, которые делалиоперацию подруге героя, Кэрол, собрали свои инструменты и ушли. Кэрол,обезумев, требует, чтобы герой нашел зародыш. Стремясь успокоить ее, он выходитна улицу с ломом, поднимает люк.., и спускается в иной мир.

Миф об аллигаторах, конечно, результат безумной модысередины пятидесятых на“подарим-ребенку-маленького-кро-кодильчика-ну-разве-он-не-прелестный?”.Ребенок, получив крокодила, держит его дома несколько недель, а потом маленькийаллигатор вдруг перестает быть маленьким. Он кусается, может быть, до крови и врезультате оказывается в канализации. И нетрудно представить, что аллигаторыскапливаются там, на темной оборотной стороне нашего города, там они питаются,растут и готовы пожрать первого же неосторожного ремонтника, бредущего потуннелю в болотных сапогах. Как указывает в “Type смерти” Дэвид Майкл, вбольшинстве коллекторов слишком холодно, чтобы там могли выжить даже взрослыеаллигаторы, не говоря уже о малышах, которых смывают в унитаз. Но такой скучныйфакт не в силах убить мощный образ.., и мне известно, что сейчас снимаетсяфильм, основанный на этом мифе.

Эллисон всегда питал склонность к социологии, и мы почтичувствуем, как он хватается за символические возможности такой идеи; когдагерой спускается в этот искупительный мир достаточно глубоко, он сталкивается стайной загадочных, лавкрафтовских пропорций:

"Там, где начинается их страна, кто-то – не дети,потому что они не смогли бы этого сделать, – давным-давно поставил дорожныйуказатель. Сгнившее бревно, к которому прикреплена вырезанная из вишневогодерева книга и рука. Книга открыта, а рука лежит на ней, один из пальцевкасается слова, выбитого на открытой странице. Это слово КРОАТОАН” [275].

Дальше тайна раскрывается. Подобно аллигаторам, зародыши непогибают. Не так-то легко избавиться от греха. Привыкшие жить в водах плаценты,по-своему такие же примитивные и рептилиеподобные, как сами аллигаторы, зародышипережили путешествие по канализации и теперь обитают во тьме – символическоесуществование в грязи и дерьме, которые бросает на них общество верхнего мира.Они – воплощение библейских строк:

"Грех никогда не умирает” и “Грех твой отыщет тебя”.

"Здесь, внизу, в стране, расположенной под городом,много детей. Они живут свободно, и у них странные обычаи. Я начинаю пониматьзаконы их существования только сейчас: что они едят, как им удается выжить икаким образом это удавалось в течение сотен лет – все это я узнаю постепенно,день за днем, и одно чудо сменяет другое.

Я здесь единственный взрослый,

Они ждали меня.

Они называют меня отцом”.

На простейшем уровне “Кроатоан” – это рассказ о СправедливомВозмездии. Герой – подлец, от него залетели немало женщин; Кэрол не первая; донее из-за этого безответственного Дон Жуана делали аборт его подруги Дениз иДжоанна. Справедливое Возмездие заключается в том, что герой обнаруживает:ответственность, от которой он так долго уклонялся, ждет его, столь женеотвратимая, как разлагающийся труп, который преследует своего убийцу в“Призраке страха”.

Но проза Эллисона захватывает нас, он в совершенстве владеетобразом потерянных аллигаторов и творит чудо, воскрешая этот неожиданныйподземный мир. Прежде всего мы испытываем гнев – как и в большинстве рассказовЭллисона, мы чувствуем личную вовлеченность, и у нас создается впечатление, чтоЭллисон не рассказывает нам что-то, а неожиданно бьет из укрытия. Чувствотакое, будто идешь в тонкой обуви по битому стеклу или бежишь по минному полю вкомпании сумасшедшего. Вдобавок мы чувствуем, что Эллисон читает нам проповедь– не тусклую и банальную, но произносимую громовым голосом, который заставляетнас вспомнить “Грешников в руках разгневанного Бога” Джонтана Эдвардса [276]. Лучшие рассказы Эллисона содержат не только сюжет, но и мораль, а самоеудивительное и приятное в этих рассказах то, что морализирование сходит ему срук; мы обнаруживаем, что он редко продает свое право первородства за ясностьсюжета. Обычно так не бывает, но в своей ярости Эллисон умудряется увлечь засобой всех – и не шагом, а бегом.

В рассказе “Розы, нарисованные Гитлером” (Hitler PaintedRoses) героиня Маргарет Трашвуд страдает, и по сравнению с ее муками страданияИова – все равно что растянутая лодыжка спортсмена. В своей фантазии Эллисонпредполагает – почти как Стейнли Элкин в “Живом конце” (The Living End), чтореальность жизни после смерти зависит от того, что думают о нас живые. Большетого, он предполагает наличие вселенной, в которой Бог (множественный Бог,которого называют Они) – это позер, которого не интересует ни истина, ни ложь.

Любовник Маргарет, ветеринар по имени Док Томас, убивает в1935 году все семейство Рэмсдейлов, когда обнаруживает, что лицемерный Рэмсдейл(“Я не потерплю шлюху в своем доме”, – восклицает Рэмсдейл, застав Маргарет впостели с Доком) время от времени сам пользовался Маргарет; Маргарет, очевидно,становится “шлюхой”, когда сам Рэмсдейл перестает быть ее любовником.

Бешеный гнев Дока переживет только Маргарет, и когдагорожане обнаруживают ее, то сразу признают виновной и обнаженной топят вколодце. Маргарет отправляется в ад за преступление, которое, как все полагают,она совершила, а Док Томас, мирно умерев 26 лет спустя, возносится на небеса.Представление Эллисона о небе тоже напоминает “Живой конец” Стейнли Элкина.“Рай, – говорит нам Элкин, – похож на небольшой парк с аттракционами”. Эллисонпредставляет его местом, где скромная красота уравновешивает – но едва-едва –скромную скуку. Есть и другие сходства; в обоих случаях хорошие – нет, святые –люди отправляются в ад из-за церковной ошибки, и при таком отчаянном взгляде насовременные условия даже боги становятся экзистенциалистами. Единственный ужас,от которого мы избавлены, – это зрелище Всемогущего в туфлях “адидас”, стеннисной ракеткой на плече и золотой клюшкой для гольфа. Но, несомненно, в,будущем нас ждет и это.