Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Предварительные приготовления к поездке заняли весь сентябрь, а 17 октября принцесса Ольденбургская[1026] сообщила мне, что только что получила телеграмму с ужасным известием, что поезд, на котором царская семья должна была вернуться из Крыма в Петербург, сошел с рельс[1027]. Только позже мы узнали о той страшной катастрофе, которую монарх со своими родными избежал только чудом. Причина беды, как это часто бывает, заключалась в русской небрежности и в неточном выполнении необходимых предписаний. По приказу Императора сразу после катастрофы началось тщательное расследование, которое показало, что в основе инцидента не было злого умысла. Поэтому Государь простил всех причастных к случившемуся должностных лиц и ограничился только увольнением министра путей сообщения[1028]. Незадолго до моего отъезда во Флоренцию я была на приеме в Гатчине и снова завтракала с императорской семьей. Государыня была все еще заметно возбуждена и с явными признаками душевного волнения рассказала об ужасных минутах, которые пережила после того, как царский поезд сошел с рельс. Ее отбросило на склон железнодорожной насыпи, и она увидела висящие над собой обломки вагона, которые грозили в любой момент упасть и подмять ее под собой. Освободившись из своего жуткого положения, она наблюдала за проведением спасательных работ и с гордостью сообщила нам о самоотверженности, которую проявили при этом ее сыновья. Самым чудесным образом спаслась маленькая великая княгиня Ольга Александровна. Когда поезд сошел с рельс, ее вырвало из рук няни и выбросило через окно. Во время падения она успела крикнуть своим нежным детским голоском: «Дорогой Бог, не дай мне умереть!» Она покатилась по насыпи и очутилась как раз перед ногами часового. Оказалось, что она не получила ни малейшей царапины, в то время как няню насмерть раздавило обломками вагона. Говорить о случившемся можно было только в отсутствии Императора, так как он был настолько потрясен пережитой опасностью и смертью многих своих надежных и верных слуг, что ничего больше не хотел слышать об этом происшествии. Мой визит в Гатчину состоялся в начале нового года, а вскоре я передала руководство тюремным комитетом Куропаткиной и отправилась в путешествие за границу, готовая к новым впечатлениям.
Вилла «Омбреллино», загородная резиденция Зубовой, стояла на возвышенности недалеко от Флоренции; здание было построено во времена расцвета итальянского искусства. Семья Зубовых купила виллу в 1874 году[1029] и оснастила ее самыми современными удобствами, включая русскую систему отопления, так что даже зимой комнаты и вестибюли были приятно прогреты. В этой великолепной резиденции подруга окружила меня самой нежной заботой, оберегая от всех трудов и хлопот и предоставляя возможность позаботиться о здоровье и дочери. Из окон моего балкона открывался вид на долину Арно и многочисленные деревеньки, отмеченные характерными башенками. Недалеко от дома находился францисканский монастырь, и почти каждый день оттуда приходил монах в коричневой рясе, чтобы совершить богослужение в домашней церкви Марии Николаевны. Все кругом было настолько итальянское, что я воображала, будто впитываю дух этой волшебной страны вместе с воздухом, которым дышу. Только изредка я покидала наш холм, чтобы спуститься в город; а там, как и во всех других городах мира, царили в основном сплетни, карточные игры, сигаретный дым и неизбежные политические споры, от которых я как раз и сбежала. Эту весну, необычно прекрасную даже для Италии, я использовала для того, чтобы с дочерью осмотреть музеи и церкви, а также совершить экскурсии по окрестностям Фьезолы, Прато и Пистойи. Моя дочь оказалась умелым проводником: перед поездкой она внимательно изучила книги и планы городов, вследствие чего нам не составило труда правильно ориентироваться в новом для нас месте. В конце мая мы покинули Флоренцию и отправились на озеро Комо и в Белладжо, где встретились с нашими старыми друзьями — семейством Г. Они представляли собой уже вымирающий вид «Boiars russes en voyage»: отец, мать, четверо маленьких детей, гувернантка, преподаватель, русская служанка, русский слуга, русский самовар и огромный багаж[1030]. Все они были приятными, культурными людьми, с которыми мы охотно предпринимали совместные экскурсии и прогулки. Через Лугано и Больцано мы отправились в Баден-Баден, где намеревались встретиться с великой княгиней Ольгой Федоровной. Я была очень рада вновь увидеть великую княгиню, проявившую ко мне такое участие; кроме того, ее сопровождала моя подруга Александра Сергеевна Озерова. Но в гораздо меньшей мере меня привлекало присутствие путешествовавшего с ними гофмейстера Эммануила Сергеевича Муханова, который никогда не был мне приятен. Очень умный и образованный человек, убежденный атеист, хладнокровный и самовлюбленный, своим прекрасным, всегда неподвижным лицом он напоминал мне Мефистофеля. Великая княгиня покровительствовала этому странному человеку с его ироничными речами, находя его интересным, однако остальные члены семьи не слишком к нему благоволили.
В Баден-Бадене я поселилась в том самом отеле «Англетер», где останавливалась шестнадцать лет тому назад, незадолго до рождения Веры. Великая княгиня со своей свитой расположилась в апартаментах отеля «Штефани». Здесь я услышала новости, касающиеся молодого Михаила Михайловича и его любовного романа. Хотя великая княгиня вовсе не касалась этой темы, Озерова мне многое рассказала. По ее словам, семейный совет в императорском дворце, ожидаемый с таким нетерпением, окончательно высказался против этого брака великого князя и, таким образом, разбил все его надежды. Александра Сергеевна сообщила мне, что несчастный влюбленный с братом Георгием Михайловичем сейчас находятся в Гейдельберге, а поскольку я и так собиралась в Гейдельберг, чтобы проконсультироваться с известным профессором Кусмаулем, считавшимся тогда одним из лучших немецких врачей, то я тотчас же отправилась туда. Прекрасным весенним утром мы с дочерью приехали в этот интересный университетский город и остановились в том же отеле, где