— Пора переходить к совокуплению, — скомандовалаКлервиль, — поэтому развяжите им руки.

С этими словами она швырнула Розальбу на кровать и приказаламладшей дочери готовить лакейские члены. Побуждаемая розгами, бедняжка началамассировать, целовать, сосать органы наших помощников и скоро привела их впрекрасное состояние. После матери все четверо совокупились с дочерьми, инесмотря на строгий запрет Агостино пролил свое семя во влагалище Изабеллы.

— Не огорчайся, мальчик, — сказала Клервиль,завладев поникшим членом, — через три минуты ты будешь бодренький как ипрежде.

Вслед за тем пришел черед задниц; содомия началась с матери,а ючери один за другим вводили фаллосы в ее анус; потом ту же услугу онаоказывала своим девочкам. Роже, как обладателю самого внушительного атрибута изчетверых, доверили лишить невинности юную Изабеллу, и он едва не разорвал еепополам; тем временем мы извергались все трое, предоставив вагины для поцелуевдевочек, а задницы — для мужских органов. Следующим потерял над собой контрольВанини, покоренный восхитительным задом Эрнезиллы, и при помощи Клервиль,непревзойденной в искусстве поднимать опавшие члены, юноша быстро обрел такуютвердость, словно постился не менее шести недель.

Наконец начались настоящие развлечения. Клервиль пришла вголову мысль привязать девочек к нашим телам и заставить несчастную мать пытатьих. Я потребовала себе Эрнезиллу, Матильду соединили с Клервиль, Изабеллу — сБоргезе. Однако лакеям пришлось довольно долго повозиться, чтобы добитьсяповиновения Розальбы. Попробуйте сами изнасиловать Природу и вынудить матьбить, терзать, рвать на куски тело, жечь, кусать собственных детей. Как бы тони было, в конечном счете мы насладились жестоким удовольствием, лаская и целуязлосчастных девочек, привязанных к нам, которых истязала их мать.

Затем мы перешли к более серьезным играм: привязав синьоруРозальбу к столбу, мы под дулом пистолета заставили каждую дочь колоть иглойматеринскую грудь, и, представьте, они кололи — отчаянно и исступленно. Когдаони утомились, настал черед матери — ей предстояло втыкать кинжал в раскрытыевагины дочерей, для чего пришлось пощекотать ей ягодицы острыми стилетами. Всечетверо приближались к тому состоянию, когда из каждой поры сочится сладостный,захватывающий дух ужас, который порождается преступлениями похоти и которыймогут оценить только богатые натуры. И мы, изнемогая от усталости и отнаслаждения, неистово совокуплялись и любовались жутким состоянием наших жертв,а Роже, которому не досталось женщины, чтобы насадить ее на вертел, яростнообхаживал несчастных, сплетенных в один клубок страданий и боли, плетью стяжелыми железными наконечниками.

— Вот так, вот так, черт меня побери, разрази гром моипотроха! — приговаривала Клервиль, и глаза ее источали безумие, вожделениеи страсть к убийству. — Давайте убивать, истреблять, давайте допьянанапьемся их слезами! Как долго я ждала этой минуты, как хочу я услышать ихпредсмертные крики, хочу пить и пить их проклятую кровь. Я хочу сожрать ихплоть, наполнить свои потроха их паршивой плотью…

Так ликовала блудница, одной рукой вонзая кинжал в телажертв, другой массируя себе клитор. Мы последовали ее примеру, и жуткиепронзительные стоны гимном вознеслись в небо.

— Ах, Жюльетта, — простонала Клервиль, без силповиснув на мне, — ах, радость моя, как сладостно злодейство, какпотрясает оно чувствительные души!

И протяжный вой Боргезе, которая начала извергаться какМессалина, ускорил нашу эякуляцию и оргазм наших лакеев.

Когда буря утихла, мы стали проверять результаты своихпреступлений, но, увы, эти твари уже испустили дух, и жестокая смерть украла унас удовольствие продолжить пытки. Не удовлетворившись бойней, мы, не остывшимиот крови руками, ограбили дом, потом спалили его. Бывают в жизни моменты, когданет никакой возможности утолить страсть к злодеяниям, когда самые чудовищные,самые мерзкие поступки только подливают масла в огонь.

Мы уходили глубокой ночью под черным бархатным небом,усеянным звездами. Всю добычу мы оставили лакеям, которые, продав имущество,получили по тридцать тысяч франков на каждого.

Из Пестума мы направили стопы в Вьетри, где наняли небольшоесудно до Капри. Дул легкий попутный ветерок, мы держались ближе к берегу и непропустили ни одного живописного места, коих было в изобилии на побережье этогопрекрасного полуострова. Позавтракать мы решили в Амальфи, древнем этрусскомгороде, славящемся неповторимым местоположением. Затем мы высадились на мысеКампанелда, где единственной памятью о тех, кто жил здесь когда-то, является храмМинервы. Погода, как нарочно, была чудесная, мы подняли парус и за два часа,пролетевших незаметно, обошли все три островка крохотного Таллинскогоархипелага и вошли в порт Капри. Остров Капри, не более десяти миль вокружности, со всех сторон ощетинился высоченными утесами. Единственная гаваньнаходится со стороны, обращенной к материку, напротив Неаполитанского залива.По форме остров напоминает эллипс длиной четыре мили и две мили шириной в самомшироком месте; он разделен на две части: верхний и нижний Капри, и разделомслужит очень высокая гора, которую можно назвать местными Апеннинами. Из однойчасти острова в другую можно добраться по каменной лестнице, высеченной вскалистой породе и насчитывающей сто пятьдесят ступеней. Тиберий редко взбиралсяпо этой лестнице, предпочитая нижнюю часть, где климат более мягкий и где онпостроил свои дворцы наслаждений, один из которых приютился на самой вершинескалы, вздымающейся настолько высоко над водой, что глаз с трудом различаетвнизу рыбацкие лодки, притулившиеся у берега. Это захватывающее дух местослужило ареной для самых пикантных увеселений. С верхушки башни, выстроенной навыступе скалы, останки которой видны до сих пор, жестокий Тиберий любилсбрасывать детей обоего пола, которые были больше не нужны его похоти.

— Черт меня возьми, — пробормотала восхищеннаяКлер-виль, — как, должно быть, сладостно кончать при виде жертв, летящих сэтой высоты. Да, милый ангел, — продолжала она, привлекая меня ксебе, — он понимал толк в сладострастии, этот Тиберий. А что если и мы, попримеру славного императора, сбросим отсюда кого-нибудь?

Тогда Боргезе, словно угадав наши мысли, указала рукой намаленькую девочку, которая пасла неподалеку козу.

— Вот это нам и нужно, — сказала Клервиль. —А как быть с проводниками?

— Их можно отослать домой. Скажем им, что мы решилиотдохнуть здесь.

Сказано — сделано, и мы остались одни. Боргезе привеладевочку.

На наш вопрос бедняжка робко отвечала, что она живет сбольной матерью в крайней нужде и что, если бы не она и не козочка, матушкадавно бы умерла.

— Какая редкая удача, — обрадоваласьКлервиль. — Давайте свяжем их вместе и сбросим с обрыва.

— Совершенно верно, но прежде позабавимся, —ответила я. — Мне страшно интересно узнать, как выглядит этот ребенокголеньким; она прямо-таки излучает из себя здоровье, свежесть, невинность, такнеужели мы упустим такой случай?