В одном ей повезло: трое мальчишек родились один за другим. Анастасия Петровна, отказавшись от кормилицы и бонн, все свое время отдавала им. А когда муж умер, и у среднего сынишки, Павлика, обнаружились какие-то проблемы с легкими, охотно согласилась переселиться в отцовское поместье.

В то время Крым считался глухой и малонаселенной провинцией, и немногочисленные подруги наперебой уговаривали Анастасию Петровну «не делать глупостей»:

– Уж в твой Симеиз никакой принц точно не завернет, Настенька! Там нет ни приличного общества, ни холостых состоятельных соседей. А ты женщина видная, негоже себя раньше времени в глуши хоронить. Пусть Павлик поживет там с дедом – и ему хорошо, и Петру Романовичу веселее! Наймут прислугу, бонну – а ты здесь, в Петербурге, с двумя мальчиками… Еще год-полтора – и их можно будет отправить на учебу в какой-нибудь швейцарский пансионат. Или в кадетское училище – да все так делают, Настя! А мы тебе здесь, молодой-красивой, такого принца подыщем, что сама ахнешь, право слово!

Но вдова Соколова только улыбалась и отрицательно качала головой. Так и уехали в Крым все вместе.

Года через два о возвращении уже не было и речи – даже если бы Анастасия Петровна и передумала: у ее отца стали пухнуть ноги, и ходил он с великим трудом. Сначала пытался обойтись модной тросточкой, потом перешел на солидную и прочную палку, а потом и окончательно пересел в кресло-качалку на веранде, вставая с нее только в случае крайней нужды.

…Тонкий слух жеребца Аюпа не подвел и на сей раз: скоро за поворотом послышалось тарахтенье колес брички, на которой с обычным еженедельным визитом прикатил единственный на всю округу доктор Венедикт Сергеевич.

Мальчики бросились наперегонки навстречу. Двинулся, немного погодя, встречать доктора и Булат – как всегда, застенчиво улыбаясь и неуклюже кланяясь на ходу. Анастасия Петровна крикнула горничной насчет самовара и не торопясь стала спускаться навстречу визитеру, укоризненно качая головой сорванцам, мгновенно перехватившим у доктора вожжи и пытавшимся заставить его старую клячу перейти в галоп. Но та только раздраженно мотала головой и по-прежнему неторопливо переставляла копыта.

Выйдя наперерез кобыле, Булат взял ее под уздцы, так же ласково, как и своего коня, похлопал по шее. Кобыла, тяжко вздохнув, доверчиво положила голову ему на плечо.

Доктор сполз с таратайки, снял соломенную шляпу.

– Ну, как тут поживают мои пациенты? Здравствуйте, Анастасия Петровна! Мое почтение, Петр Романович! Здравствуй, Булат-оглы! Здоров ли сам, мать с отцом?

Тот с поклонами что-то пробормотал, поминая Аллаха, и повел кобылу с таратайкой в конюшню – поправлять упряжь, в которой доктор ничего не смыслил, угощать лошадь кукурузой и морковью.

– Здравствуйте, здравствуйте, господин целитель! – приветливо улыбнулась и хозяйка, протягивая доктору руку. – Ваши пациенты все живы-здоровы и только напрасно отнимают у вас время! Пойдемте пить чай, Венедикт Сергеевич!

Приложившись к ручке хозяйки, доктор вскарабкался по ступеням, пожал руку хозяину:

– А вы, Петр Романович, все «симулируете» в своем кресле? Ай-яй-яй! А кому было сказано: гулять, гулять и гулять не менее двух раз в день! Анастасия Петровна, голубушка, как ваш отец выполняет мои рекомендации?

– Какое там! – махнула та рукой. – Его из кресла не вытащишь! Папа, пойдем к столу! Ну же!

Визит доктора проходил по давно устоявшейся традиции. Сначала Венедикта Сергеевича поили чаем с несколькими видами варенья и булочной мелочью. За столом обменивались местными сплетнями и поселковыми слухами. Выпив несколько чашек, доктор выкуривал папиросу, мыл руки и уединялся с мальчиками в детской, особое внимание обращая на Павлика. Лечение Миши и Родиона ограничивалось замазыванием царапин и прикладыванием к синякам свинцовых примочек.

Главу семьи доктор безжалостно гнал в кабинет, на второй этаж дома – мотивируя это тем, что хоть раз в неделю старику надо немного разминать мышцы ног. У Анастасии Петровны, однажды и навсегда отказавшейся в свое время от врачебных осмотров, проверялся только пульс.

После этого наступала очередь прислуги. Осмотр Булата доктор ограничивал несколькими ударами ладонью по гулкой спине и заглядыванием в горло. Горничная Сима использовала «день осмотров» на всю катушку, припоминая при этом, как посмеивался доктор, не только свои, но и матушкины хвори.

Потом Булат с почтением вел Венедикта Сергеевича в свою саклю, прилепившуюся под скалой саженях в полутораста от границы участка – там вместе с ними жили два младших брата, сестра и старики-родители.

Ко времени возвращения доктора на веранду на столике для писем его обычно поджидал и конверт с гонораром и предложение снова выпить чаю – на дорожку. За чаем, теперь уже только с Анастасией Петровной, подводились, как правило, и итоги врачебных осмотров.

– Благодарствую, хозяюшка! – Доктор без стеснения брал гонорар, пряча конверт во внутренний карман куртки. – Теперь мой доклад: как я уже говорил, в состоянии Павлика я вижу только положительные динамические сдвиги. Никаких хрипов и прочих признаков болезни легких я не усматриваю у него вот уже месяца три-четыре. Так что вот вам мой «рецепт», Анастасия Петровна: мальчикам вполне можно возвращаться в Петербург. Тем более что скоро в гимназиях начнутся занятия, и детям лучше все-таки учиться не дома, а в обществе сверстников.

Доктор свернул еще одну папиросу, закурил, разогнал дым рукой.

– Слуги ваши тоже, слава Богу, здоровы. Разве что Симе, чтобы совсем свой врачебный авторитет не уронить, пришлось анисовых капель выписать.

Посмеявшись над мнительностью прислуги, переходили к серьезному.

– А вот отец ваш, Петр Романович, внушает мне, голубушка, самое серьезное беспокойство. Кстати, недавно в «Скальпеле» я вычитал любопытную публикацию относительно перспектив лечения закупорки вен в нижних конечностях на грязях и водах в Швейцарии. Да и Петр Романович, будучи давним подписчиком этого журнала, тоже ее читал… Боюсь, дорогая Анастасия Петровна, что более ничего на сегодняшний день предложить для его лечения не могу-с! А он и слышать не желает ни о каких поездках!

Доктор помолчал, рассматривая тлеющий кончик папиросы.

– Да-с, не могу! – повторил он. – Именно поэтому возвращение вашего семейства в Петербург представляется мне наиболее оптимальным решением. Все-таки столица, Анастасия Петровна! Там и доктора с европейскими именами, светила! Медицина, замечу вам, как и всякая наука, быстрее всего движется в столицах, драгоценная моя Анастасия Петровна!

– Венедикт Сергеевич, мы столько раз уже говорили об этом, право… Я тоскую в Петербурге, тоскую здесь. Я не могу представить себе место, где мне не будет тоскливо, Венедикт Сергеевич, – вздохнула собеседница. – Единственное, что меня привязывает к жизни – это мальчики. И конечно, отец… Но он никуда не поедет, я знаю! Ни в Петербург, ни в Швейцарию вашу. Ему и друзья пишут, зовут.

– Ах да! Чуть не забыл, – спохватился доктор. – В нашем пансионе появился приезжий. Он художник. Целыми днями бродит по окрестностям, ищет натуру… Или пейзажи – простите, я плохо понимаю в этом, Анастасия Петровна! Он передал вам письмо – вот оно…