Кряхтя и отдуваясь, она подтащила торбу с курами к колоде длярубки мяса, которая стояла между коровником и дровяным сараем. Она развязалаторбу и посмотрела внутрь. У одной из куриц голова по-прежнему была засунутапод крыло, и она крепко спала. Двое других прижались друг к другу и почти недвигались. В торбе было темно, и они решили, что сейчас ночь. Тупее курицыможет быть только нью-йоркский демократ.

Абагейл вытащила одну курицу и положила ее на колоду, преждечем она успела сообразить, что происходит. Она опустила топорик. Голова упала впыль. Безголовая курица важной походкой прошлась по двору Ричардсонов, махаякрыльями и разбрызгивая кровь. Через некоторое время она обнаружила, чтомертва, и смирно улеглась на землю. Курицы и нью-йоркские демократы — Господи,Господи!

Работа была завершена, и все ее страхи, что она не справитсяили повредит себе руку оказались в прошлом. Бог услышал ее молитвы. Три жирныхкурицы, а теперь ей остается только донести их до дома.

Она положила птиц обратно в торбу и повесила на местотопорик. Потом она отправилась на поиски еды.

Днем она подремала, и ей приснился сон, что ее гостиприближаются. Сейчас они были немного к югу от Нью-Йорка и ехали на старомпикапе. Их было шестеро, и одним из них был глухонемой юноша. Но в нем быласила. Он был одним из тех, с кем ей надо будет поговорить.

Она проснулась около половины четвертого, чувствуя себяотдохнувшей и освеженной. В течение следующих двух с половиной часов онаощипывала цыплят. Во время работы она пела гимны: «Семь городских ворот»,«Веруй и повинуйся» и свой любимый гимн «В саду».

Когда она кончила ощипывать последнего цыпленка, дневнойсвет начал приобретать тот спокойный золотистый оттенок, который указывает наприближение сумерек. Конец июля, дни снова становятся короче.

Она зашла в дом и еще немного поела. Хлеб был черствым, ноне заплесневел. Никогда плесень не смела показать свою зеленую рожу в кухне уЭдди Ричардсона. А еще она нашла полбанки арахисового масла. Она съела сэндвич,приготовила еще один и положила его в карман платья на случай, если сновапроголодается.

Было без двадцати семь. Она снова вышла во двор, завязалаторбу и осторожно спустилась с крыльца. Потом она тяжело вздохнула и сказала:

— Я иду, Господь. Направляюсь домой. Я буду идти медленно ине думаю, что доберусь до полуночи, но в Библии написано, что мы не должныстрашиться ни ужасов ночи, ни ужасов дня. Я исполняю Твою волю, насколько это вмоих силах. Прошу Тебя, иди рядом со мной. Во имя Иисуса, аминь.

Когда дорога с гудронным покрытием перешла в грунтовую, былоуже совсем темно. Где-то пели кузнечики и квакали лягушки. Скоро должна былаподняться луна, большая и красная, как кровь.

Она присела отдохнуть и съела половину своего арахисовогосэндвича. Тело ее вновь болело, и, казалось, все ее силы истощились, а идти ещеоставалось около двух с половиной миль… но она чувствовала странноевозбуждение. Сколько лет прошло с тех пор, когда она гуляла одна ночью подбалдахином звезд? Они были такими же яркими, как всегда, и если ей повезет, тоона сможет заметить падающую звезду и загадать желание. Теплая ночь, звезды,красная луна над самым горизонтом, — все это вновь навело ее на мысли о еедевичестве. Да, когда-то она была девушкой. Некоторые люди неспособны были вэто поверить, точно так же, как не могли они поверить и в то, что гигантскаясеквойя когда-то была зеленым ростком.

Кто-то резко дернул ее за торбу, и сердце ее упало.

— Эй! — вскрикнула она старческим, надтреснутым голосом. Онапотянула торбу на себя и заметила внизу рваную дыру.

Раздалось глухое ворчанье. Между усыпанной гравием обочинойи кукурузой изогнулась большая бурая ласка. Она смотрела на нее, и в ее глазахмерцали красные лунные блики, К ней присоединилась еще одна. И еще. И еще.

Она посмотрела на другую сторону дороги и увидела, что вдольобочины выстроился ряд ласок. Они учуяли запах кур в ее торбе. «Откуда ихстолько?» — удивилась она с растущим страхом. Однажды ее укусила ласка. Онапросунула руку под веранду Большого Дома, чтобы достать закатившийся тудакрасный резиновый мяч, и словно множество иголок впилось ей в руку. Оназакричала и вытащила руку обратно, а ласка висела на ней, и капельки кровизабрызгали ее бурый гладкий мех. Тело ласки извивалось, словно змея. Онапродолжала кричать и замахала рукой, но ласка не ослабляла хватки, словносделавшись частью ее тела.

Во дворе были ее братья Микей и Мэтью. Отец ее сидел наверанде и просматривал каталог товаров, которые можно заказать по почте. Всеони подбежали к ней и на мгновение застыли, увидев Абагейл, забрызганную кровьюс ног до головы и с лаской, свисающей с руки.

Первым вышел из оцепенения ее отец. Джон Фримантл подобралполено, валявшееся рядом с колодой, и закричал:

— Стой на месте, Эбби!

Она остановилась, и мимо нее со свистом пронеслось полено.Она вскрикнула от дикой боли в руке, и вот уже бурое Существо, котороепричинило ей такие муки, лежало на земле, и мех его был запачкан кровью, апотом Микей высоко подпрыгнул и опустился на него обеими ногами, и раздалсяужасный хруст, который был похож на звук у тебя в голове, когда ты разгрызаешьледенец, и если оно было еще живо, то теперь ему точно пришел конец. Абагейл непотеряла сознания, но у нее началась истерика.

К тому времени к ним подбежал Ричард, старший сын, и ониобменялись с отцом серьезным, испуганным взглядом.

— Никогда в жизни я не видел, чтобы ласка так себя вела, —сказал Джон Фримантл, держа свою рыдающую дочь за плечи.

— Может быть, она была б… — начал Ричард.

— Заткни свой рот, — резко сказал отец, прежде чем Ричардуспел закончить фразу. Через год Люк объяснил ей, почему отец перебил Ричарда.Ричард собирался сказать, что ласка почти наверняка была бешеной, раз она таксебя вела, а если это оказалось бы правдой, то Абагейл умерла бы одной из самыхмучительных смертей, известных людям. Но ласка не была бешеной. Рана зажила. Нонесмотря на это, с тех пор она боялась этих созданий, боялась так, какнекоторые люди боятся крыс и пауков. Как было бы хорошо, если они подохли бывместо собак!

Одна из них ринулась вперед и рванула за неровные краяторбы.

— Эй, — прикрикнула на нее Абагейл. Ласка унеслась прочь, иизо рта у нее свисала вырванная нить. Казалось, что она усмехается.

Он послал их — темный человек.

Ужас захлестнул ее. Вокруг нее собрались уже сотни ласок,некоторые серые, некоторые бурые, некоторые черные, и все они чуяли запах кур.Они выстроились по обе стороны от дороги, извиваясь в предвкушении поживы.