— Думаю, у вас есть все, что нужно, чтобы устроиться наночь? — спросила она у них.

— Абсолютно все, — ответил Ральф. — Мы прекрасно устроимся.Пошли, Том. — Он поднялся.

— Не могли бы вы с Ником ненадолго задержаться, Ральф? —сказала Абагейл.

Все это время Ник сидел за столом в противоположном от еекачалки конце комнаты. Если человек не может говорить, — подумала она, — то,казалось бы, он должен потеряться в комнате, набитой другими людьми, простовыпасть из поля зрения. Но что-то в Нике не давало этому произойти. Он сиделабсолютно спокойно, следя за разговором, и на лице его отражалась реакция натолько что произнесенные слова. Лицо его было открытым и смышленым, но слишкомозабоченным для такого молодого человека. Несколько раз она замечала, как людисмотрят на него, словно он может подтвердить их слова. Они ни на минуту незабывали о нем. Несколько раз она заметила, как он смотрит в окно и на лице егопоявляется беспокойство.

— Не могли бы вы достать мне этот матрас? — мягко спросилаДжуна.

— Мы достанем его вместе с Ником, — сказал Ральф, вставая.

— В одиночку я в этот сарай не пойду, — сказал Том. —Ей-Богу, нет!

— Я пойду с тобой, — сказал Дик. — Мы зажжем фонарь иустроим себе кровати. — Он поднялся. — Еще раз спасибо, миссис. Не могувыразить, как все было вкусно.

Другие поблагодарили вслед за ним. Ник и Ральф досталиматрас, клопов в котором не оказалось. Том и Дик отправились в сарай. Ник,Ральф и Матушка Абагейл остались в кухне одни.

— Не возражаете, если я закурю, миссис? — спросил Ральф.

— Не возражаю, если не будешь стряхивать пепел на пол. Вкомоде у тебя за спиной стоит пепельница.

Ральф встал за пепельницей, и Эбби осталась лицом к лицу сНиком. На нем была рубашка цвета хаки, синие джинсы и вылинявшая тренировочнаяфуфайка. В нем было что-то такое, что внушало ей мысль, будто она знала его ираньше. Глядя на него, она чувствовала себя так, словно встреча эта былапредрешена судьбой.

— Миссис?

Ральф уже сидел рядом с Ником с листком бумаги в руках иразглядывал его, повернув к свету.

На коленях у Ника лежал блокнот и шариковая ручка.

— Ник говорит… — Ральф прочистил горло в смущении.

— Продолжай.

— В его записке говорится, что ему трудно читать по вашимгубам, потому что…

— Я понимаю, — сказала она. — Ничего страшного.

Она встала и шаркающей походкой подошла к комоду. На второйполке над комодом стояла пластмассовая баночка, полная мутной жидкости, вкоторой, словно медицинский препарат, плавали две вставные челюсти.

Она выудила их и прополоскала в ковшике.

— Господи, помни, как я страдала, — сказала Матушка Абагейли вставила челюсти.

— Нам надо поговорить, — сказала она. — Вы — главные, и намнадо кое в чем разобраться.

— Ну, — сказал Ральф, — это не для меня. Я был простымфабричным рабочим отчасти фермером. Мозолей у меня гораздо больше, чем мыслей.Ник, вот он у нас главный.

— Это так? — спросила она, глядя на Ника.

Ник написал короткую записку, и Ральф прочел ее вслух:

— «Это мне пришло в голову приехать сюда, а насчет главного— я не знаю».

— Мы встретили Джуну и Оливию примерно в девяноста милях кЮГУ отсюда, — сказал Ральф. — Позавчера, так, Ник?

Ник кивнул.

«Мы уже тогда ехали к вам, Матушка. Женщины шли на север.Дик тоже. Мы просто объединили всех вместе».

— Вы видели еще кого-нибудь? — спросила она.

«Нет, — написал Ник. — Но у меня часто бывает чувство — уРальфа тоже, — что кто-то прячется от нас и наблюдает издали. Боятся, наверное.Никак не могут оправиться от того, что произошло».

Она кивнула.

— Дик говорит, что за день до того, как он нас встретил, онслышал шум мотоцикла где-то на юге. Так что есть и другие люди. Думаю, онипросто пугаются, когда видят такую большую группу.

— Почему вы приехали сюда? — Глаза ее, окруженные сетьюморщинок, остро уставились на них.

Ник написал:

«Мне снились сны о вас. Дик Эллис говорит, что ему тоже разприснился такой сон. И маленькая девочка. Джина, она описала это место задолгодо того, как мы сюда приехали. Эти качели».

— Благослови ее Бог, — сказала Матушка Абагейл сотсутствующим видом. Она посмотрела на Ральфа. — А ты что скажешь?

— Вы мне снились раз или два, миссис, — сказал Ральф иоблизал губы. — В основном мне снился… другой парень.

— Какой другой парень?

Ник написал что-то на листке из блокнота и обвел свою записьв кружок. Вручил ей прямо в руки. Буквы были большими, такими же, как на стенево дворце у Валтасара. От одного взгляда на них у нее пошел мороз по коже. Онавспомнила о ласках, которые, извиваясь, ползли по дороге и впивались в торбузубами острыми, как иголки. Она вспомнила о том, как в темноте открылсяединственный красный глаз и стал наблюдать в поисках не одной только старойженщины, но и целой группы из мужчин и женщин… и одной маленькой девочки.

Два обведенных слова были: «ТЕМНЫЙ ЧЕЛОВЕК».

— Мне было сказано, — произнесла она, вертя в руках листокбумаги, — что мы должны идти на запад. Мне сказал это Господь во сне. Я нехотела слушать. Я старая женщина, и все, что я хочу, — это умереть на своеммаленьком клочке земли. Эта земля принадлежала моей семье сто двенадцать лет.

Она выдержала паузу. Двое мужчин пристально смотрели на неев свете керосиновой лампы. За окном продолжал идти нескончаемый дождь. Громаслышно больше не было. «Господи, — подумала она, — как болят десны от этихзубов. Как мне хочется вынуть их и лечь в постель».

— Я начала видеть сны за два года до начала этой эпидемии.Сны снились мне каждую ночь, и иногда они сбывались. Пророчество — это Божийдар, и в каждом заложена его частица. В снах я шла на запад. Сначала со мнойбыло совсем мало людей, потом немного побольше, а потом еще больше. На запад,все время на запад, пока вдали не показались Скалистые горы. Нас уже был целыйкараван, сотни две или больше.

Она помолчала.

— Я пугалась от этих снов. Никогда я не обмолвилась исловечком, что они мне снятся — вот как я была напугана. Думаю, я чувствоваласебя как Иов, когда Бог заговорил с ним из вихря. Я даже пыталась убедить себяв том, что это просто сны, о, глупая старая женщина, которая пыталась убежатьот Бога, совсем как Иона. Но рыба все равно нас проглотила, вот в чем дело! И явсегда чувствовала, что кто-то придет ко мне, кто-то особенный, и тогда яузнаю, что время пришло.