У деда остатки волос встали на голове дыбом. Чтобы сдержатькрик, он прикусил единственным зубом рукав сермяги.

Киприан Фрипп Младший издал такой звук, будто что-то струдом проглотил. Больше никаких звуков он уже не издавал. Никаких.

Стало совершенно тихо.

– Что ж ты сотворила… – прозвучал в тишинедрожащий голос корчмаря. – Что ж ты наделала, девушка…

– Я – ведьмачка. Я убиваю чудовищ.

– Нас повесят… Деревню и корчму спалят.

– Я убиваю чудовищ, – повторила она, и в ее голосевдруг пробилось что-то вроде удивления. Как бы сомнения. Неуверенность.

Корчмарь застонал, заныл. И зарыдал.

Дед понемногу выкарабкался из-под стола, сторонясь трупаДеде Варгаса, его жутко разрубленного лица.

– На черной кобыле едешь… – пробормотал он. –Ночью, черной как траур… Следы за собой заметаешь…

Девушка повернулась, взглянула на него. Она уже успелаобернуть лицо шарфом, а поверх шарфа глядели обведенные черными кругами глазаупырихи.

– Кто с тобой встренется, – пробормоталдед, – тот не избежит смерти… Ибо ты сама есть смерть.

Девушка смотрела на него. Долго. И довольно спокойно.

– Ты прав, – сказала она наконец.

Где-то на болотах, далеко, но значительно ближе, чем раньше,второй раз послышался плачущий вой беанн’ши.

Высогота лежал на полу, на который упал, слезая с постели. Судивлением обнаружил, что не может встать. Сердце колотилось, подскакивало кгорлу, давило.

Он уже знал, чью смерть вещает ночной крик эльфьегопризрака.

«Жизнь была прекрасна. Несмотря ни на что», – подумалон и прошептал:

– Боги… Я не верю в вас… Но если вы все-такисуществуете…

Чудовищная боль неожиданно стиснула ему грудь. Где-то натрясинах, далеко, но еще ближе, чем до того, беанн’ши дико завыла в третий раз.

– Если вы существуете – сберегите ведьмачку на стезеее…

– У меня большие глаза, чтобы тебя лучше видеть, –рявкнул железный волчище. – У меня огромные лапы, чтобы ими схватить тебяи обнять! Все у меня большое, все, сейчас ты в этом сама убедишься. Почему тытак странно смотришь на меня, маленькая девочка? Почему не отвечаешь?

Ведьмачка улыбнулась.

– А у меня для тебя сюрприз.

Флоуренс Деланной. «Сюрприз».

Из книги «Сказки и предания»

Монахини стояли перед Верховной Жрицей неподвижно,напряженные как струна, немые, слегка побледневшие. Они были готовы в путь.Полностью собраны. Мужские серые дорожные одежды, теплые, но не связывающиедвижений кожушки, удобные эльфьи башмаки. Волосы острижены так, чтобы их легкобыло содержать в чистоте в лагерях и во время переходов. И чтобы они не мешалиработать. Плотные маленькие узелки, в которых была только пища на дорогу инеобходимые медицинские инструменты. Остальное им должна была дать армия.Армия, в которую они отправлялись.

Лица обеих девушек были спокойны. Внешне. Трисс Меригольдзнала, что у обеих чуть-чуть дрожат руки и губы.

Ветер рванул голые ветви деревьев храмового парка, погнал поплитам двора пожухшие листья. Небо было темно-синим. Чувствовалось, чтонадвигается метель.

– Вы уже получили назначение? – прервала молчаниеНэннеке.

– Я – нет, – ответила Эурнэйд. – Пока буду назимней базе, в лагере под Вызимой. Вербовщик говорил, что весной тамостановятся подразделения кондотьеров с Севера… Мне предстоит быть фельдшерицейв одном из отрядов.

– А я, – слабо улыбнулась Иоля Вторая, – ужеполучила. В полевую хирургию к господину Мило Вандербеку.

– Только не опозорьте меня. – Нэннеке окинуладевушек грозным взглядом. – Не опозорьте меня, храм и имя ВеликойМелитэле.

– Ни за что не опозорим, матушка.

– И следите за собой.

– Да, матушка.

– Ухаживая за ранеными, вы будете валиться с ног, незная сна. Вы будете бояться, будете сомневаться, глядя на боль, и страдания, исмерть. А в таких случаях легко пристраститься к наркотику или возбуждающемуснадобью. Будьте осторожнее с этим.

– Знаем, матушка.

– Война, страх, смерть и кровь, – Верховная Жрицасверлила обеих взглядом, – это страшное ослабление нравов, а для некоторых– чрезвычайно сильная афродизия. Сейчас вы не знаете и знать не можете, как этоподействует на вас, девочки. Будьте осторожны. А в крайних случаях, когда уженичего больше сделать будет нельзя, применяйте предохранительные средства. Есливсе же, несмотря на это, одна из вас забеременеет, тогда сторонитесь знахарей идеревенских бабок! Поищите храм, а лучше всего – чародейку!

– Знаем, матушка.

– Это все. Теперь можете подойти под благословение.

Она поочередно возлагала им руки на голову, поочереднообнимала и целовала. Эурнэйд откровенно хлюпала носом. Иоля Вторая, как всегда,разревелась. Нэннеке, хоть и у нее самой чуть ярче, чем всегда, блестели глаза,фыркнула.

– Без сцен, без сцен, – сказала она, как моглопоказаться – гневно и резко. – Вы идете на самую обыкновенную войну.Оттуда возвращаются. Ну, забирайте вещички, и до встречи.

– До встречи, матушка.

Девушки быстро, не оглядываясь, шли к храмовым воротам,сопровождаемые взглядами Верховной Жрицы Нэннеке, чародейки Трисс Меригольд иписаря Ярре.

Юноша настойчиво покашливал, чтобы обратить на себявнимание.

– В чем дело? – покосилась на него Нэннеке.

– Им ты разрешила! – горько воскликнулЯрре. – Им, девушкам, разрешила завербоваться! А я? Почему мне нельзя? Мнечто, продолжать за этими стенами корпеть над пересохшими пергаментами? Я некалека и не трус! Позор – сидеть в храме, когда даже девушки…

– Эти девушки, – прерваласвященнослужительница, – всю свою молодую жизнь обучались медицине,лечению и уходу за больными и ранеными. Они идут на войну не из патриотизма илижажды приключений, а потому, что там будет бесчисленное множество раненых ибольных. Завал работы днем и ночью. Эурнэйд и Иоля Вторая, Мирра, Катье, Пруна,Дебора и другие девочки – вклад храма в эту войну. Храм как часть обществарасплачивается с общественными долгами. Наш вклад – обученные специалистки. Этоты понимаешь, Ярре? Специалистки! Не мясо для резников!