– Все вступают в армию! Только трусы остаются дома!

– Глупости, Ярре, – резко сказала Трисс. –Ничего ты не понял.

– Я хочу на войну… – Голос юношинадломился. – Хочу спасать… Цири…

– Ну вот, извольте, – насмешливо проговорилаНэннеке. – Странствующий рыцарь рвется спасать даму своего сердца. Набелом коне…

Она замолчала под взглядом чародейки.

– Впрочем, хватит об этом, Ярре, – бросила она намальчика гневный взгляд. – Я сказала – не позволю. Возвращайся к книгам.Учись. Твое будущее – наука. Пошли, Трисс. Не будем терять времени.

На разложенном перед алтарем куске полотна лежали костянойгребень, дешевенькое колечко, книжка в потрепанном переплете,стираный-перестираный голубой шарфик. Склонившись над этими предметами, стоялана коленях Иоля Первая, жрица-ясновидящая.

– Не спеши, Иоля, – предупредила стоящая рядомНэннеке. – Концентрируйся понемногу. Нам ни к чему молниеносноепророчество, нам не нужна энигма, допускающая тысячи решений. Нам нужнакартина. Четкая картина. Возьми ауру от этих предметов, они принадлежали Цири…Цири к ним прикасалась. Возьми ауру. Постепенно. Спешка нам ни к чему.

Снаружи буйствовала пурга. Крыши и двор храма быстропокрылись снегом. Был девятнадцатый день ноября. Полнолуние.

– Я готова, матушка, – сказала мелодичным голосомИоля Первая.

– Начинай.

– Одну минутку. – Трисс Меригольд вскочила славки, словно ее подбросила пружина, скинула с плеч шубу из шиншиллы. –Минуточку, Нэннеке. Я хочу войти в транс вместе с нею.

– Это небезопасно.

– Знаю. Но я хочу видеть. Собственными глазами. Яобязана… Я люблю Цири, как младшую сестру. В Каэдвене она спасла мне жизнь,рискуя собственной… – Голос чародейки неожиданно надломился.

– Ну, совсем как Ярре, – покачала головойВерховная Жрица. – Мчаться на выручку, вслепую, очертя голову, не ведая,куда и зачем. Но Ярре – наивный мальчишка, а ты – зрелая и умная магичка. Тыдолжна знать, что своим погружением в транс ты Цири не поможешь. А себе можешьнавредить.

– Я хочу войти в транс вместе с Иолей, – повторилаТрисс, кусая губы. – Позволь мне, Нэннеке. Да и чем я рискую?Эпилептическим припадком? Даже если и так, ты ведь вытащишь меня из него.

– Ты рискуешь, – медленно проговорилаНэннеке, – увидеть то, чего видеть не должна.

«Холм, – с ужасом подумала Трисс, – Содденскийхолм. На котором я когда-то умерла. На котором меня похоронили и выбили мое имяна надгробном обелиске. Холм и могила, которые когда-нибудь напомнят обо мне.

Я знаю. Когда-то мне это уже показывали!»

– Я уже решила, – сказала она холодно иторжественно, выпрямляясь и обеими руками отбрасывая на спину свои роскошныеволосы. – Начинаем.

Нэннеке опустилась на колени, оперлась лбом на сложенныевместе ладони.

– Начинаем, – сказала она тихо. –Приготовься, Иоля. Опустись рядом со мной, Трисс. Возьми Иолю за руку.

Снаружи была ночь. Выл ветер. Мела метель.

На юге, далеко за горами Амелл, в Метинне, в крае, именуемомСтоозерье, в пятистах милях полета ворона от города Элландер и храма Мелитэлерыбак Госта вдруг проснулся от ночного кошмара. Проснувшись, Госта никак не могвспомнить содержание сна, но странное волнение долго не давало ему уснуть.

Каждый владеющий своим ремеслом рыбак знает, что если ловитьокуня, то только по первому льду.

Неожиданно ранняя зима этого года устраивала фокусы, а ужкапризной была, как красивая и пользующаяся успехом девица. Первым морозом иметелью она, словно разбойник, выскакивающий из засады, застигла врасплох вначале ноября, сразу после Саовины, когда никто еще снегов и мороза не ожидал,а работы было навалом. Уже примерно в середине ноября озеро покрылосьтонюсеньким, блестящим на солнце ледком, который, казалось, еще немного ивыдержит человека, но тут зима-капризница вдруг отступила, возвратилась осень,хлынул дождь, а теплый южный ветер отогнал от берега и растопил размытый дождемледок.

«Какого черта? – поражались селяне. – Так бытьзиме или не быть?»

Не прошло и трех дней, как зима вернулась. На сей разобошлось без снега, без метели, зато мороз схватил будто кузнец клещами. Так,что аж затрещало. Истекающие водой стрехи крыш за одну ночь покрылись острымизубьями сосулек, а захваченные врасплох утки чуть не примерзли к утиным лужам.

Озера Миль Трахта вздохнули и затянулись льдом.

Госта для уверенности переждал еще день, потом стянул счердака ящик с ремнем, который носил на плече и в котором держал рыбацкуюснасть. Как следует набил сапоги соломой, натянул кожух, взял пешню, мешок ипоспешил на озеро.

Известно, ежели на окуня, то лучше всего по первому льду.

Лед был крепкий. Правда, немного прогибался под человеком,немного потрескивал, но держал. Госта дошел до плеса, вырубил первую лунку, селна ящик, размотал леску из конского волоса, прикрепленную к короткомулиственничному пруту, нацепил оловянную рыбку с крючком, закинул в воду. Первыйокунь в пол-локтя схватил приманку еще до того, как она опустилась и натянулалеску.

Не прошло и часа, а вокруг лунки уже лежало больше полусотнизелено-полосатых рыб с красными как кровь плавниками. Госта наловил окунейбольше, чем ему требовалось, но рыбачий азарт не позволял прекратить лов. Рыбу,в конце концов, всегда можно раздать соседям.

Тут он услышал протяжное фырканье и поднял голову надлункой. На берегу озера стоял красивейший черный конь, пар валил у него изноздрей. Лицо наездника в ондатровой шубке прикрывал шарф.

Госта сглотнул. Бежать было поздно. Однако он втихуюнадеялся, что ездок не отважится спуститься с лошадью на тонкий лед.

Машинально он продолжал подергивать удочку, очередной окуньдернул леску. Рыбак вытянул его, отцепил, кинул на лед. Краем глаза видел, какнаездник спрыгивает с седла, закидывает вожжи на голый куст и идет к нему,осторожно ступая по скользкому льду. Окунь трепыхался, напрягая колючиеплавники, шевелил жабрами. Госта встал, наклонился за пешней: в случае нуждыона могла сойти за оружие защиты.

– Не бойся.

Это была девушка. Теперь, когда она сняла шарф, он увидел еелицо, изуродованное чудовищным шрамом. На спине у нее был меч, над плечомвыступала прекрасной работы рукоять.

– Я не сделаю тебе ничего плохого, – тихо сказаладевушка. – Хочу только спросить дорогу.