—Мой…

—В июле,— ответил он с намеком на улыбку.— Знаю. Стоило увидеть тебя на парапете, как я поставил себе задачу узнать о тебе все.

—Это звучит совершенно, абсолютно не стремно.

Я грела руки кружкой.

—Нельзя же сломать жизнь человеку, если ты не понимаешь, кто он.

Я подняла глаза и увидела, что он пристально смотрит на меня.

—Ты продолжаешь придерживаться этого плана?

Слова Миры преследовали меня уже два дня.

Он поморщился:

—Нет.

—И что изменилось?— От досады я сжала кружку.— Когда именно ты решил не ломать мне жизнь?

—Может, когда увидел, как Орен держит нож у твоего горла,— ответил он.— Или, может, когда понял, что синяки у тебя на шее — отпечатки пальцев, и захотел убить их всех заново, только теперь уже медленно. Может, в первый раз, когда я сгоряча поцеловал тебя, или когда понял, что влип, потому что не могу не думать о чем-то кроме поцелуя.

От признания у меня перехватило дыхание, но он только вздохнул и прижал затылок к стене.

«Какая разница когда, если главное — что между нами все изменилось?»

—Не надо,— прошептала я, и он снова поднял голову, выдержав мой взгляд.

«Чего не надо? Говорить, что я не могу выкинуть тебя из головы? Или говорить напрямую в твою?»

—Ни того ни другого.

«Ты тоже можешь этому научиться».

Какого вэйнителя от него невозможно отвернуться? Помнить, что поцелуй на той башне был для него игрой — что все это может быть для него игрой? Затушить невозможную боль, что плещется в животе каждый раз, когда я думаю о нем?

«Давай попробуй».

Глядя в его глаза с золотыми блестками, я решила, что он прав. Можно хотя бы сделать шаг навстречу, попробовать. Я мысленно поставила одну ногу на пол библиотеки — и почувствовала, как в моих венах полыхает сила. Из двери у меня за спиной струилась ярко-оранжевая гудящая энергия, а из окна, созданного специально для Андарны, сиял золотой свет. Я сделала глубокий вдох и медленно повернулась.

И вот, под самым полотком,— тень искрящейся ночи. Ксейден.

На лестнице раздались шаги, и мы оба оглянулись.

—Видимо, и вы об этом подумали,— сказал Даин, увидев нас, и встал у стены рядом со мной.— Сколько уже ждете?

—Недолго,— ответил Ксейден.

—Часами,— ответила одновременно я.

—Проклятье, Вайолет.— Даин провел рукой по своим мокрым после душа волосам.— Есть не хочешь? Может, сходишь на завтрак?

«Нет, дурень, она очевидно не хочет»,— возникла у меня в голове ехидная ремарка Ксейдена.

«Прекрати»,— бросила я ему.

—Нет, спасибо.

«Вы посмотрите, кто научился говорить»,— на миг уголок рта Ксейдена изогнулся вверх.

Новые шаги на лестнице, и я затаила дыхание, уставившись на дверь.

Профессор Маркем остановился, увидев нас перед своим кабинетом, затем продолжил движение.

—Чем обязан визиту?

—Скажите сразу, если она погибла.— Я встала посреди коридора, отлепившись от стены.

Маркем посмотрел на меня с неодобрением бо́льшим, чем обычно.

—Ты же знаешь, я не могу разглашать засекреченные сведения. Если будет, что обсудить, мы обсудим на инструктаже.

—Мы сами там были. Если это засекречено, мы уже все знаем,— возразила я, и мои руки, сжимавшие кружку все сильнее и сильнее, задрожали.

Ксейден забрал ее у меня.

—Я не в том положении, чтобы…

—Она моя сестра,— взмолилась я.— Я заслуживаю знать, жива она или нет, и заслуживаю услышать об этом не перед всеми всадниками.

Он поджал губы:

—Форпост вМонсеррате понес значительный ущерб, но всадников мы не потеряли.

Слава богам. Колени подогнулись, иДаин подхватил меня, притянув в знакомые объятия, пока меня захлестывало облегчение.

—Она цела, Ви,— прошептал мне в волосы Даин.— Мира цела.

Я кивнула, борясь с наплывом чувств. Я не сломаюсь. Я не заплачу. Я не проявлю слабость. Не здесь.

Я могла пойти только в одно место, только одно существо не станет укорять меня за то, что я расклеилась.

Взяв себя в руки, я освободилась из объятий Даина.

Ксейден уже ушел.

Я пропустила завтрак и построение, направившись прямиком на летное поле, и продержалась, пока не вышла на середину луга, где и упала на колени.

—Она в порядке,— я плакала, уронив лицо в ладони.— Я не бросила ее умирать. Она жива.— Воздух всколыхнулся, затем я почувствовала ладонями твердую чешую. Привалилась к плечу Андарны, обмякла.— Она жива. Жива. Жива.

Я повторяла это, пока не поверила.

* * *

—У тебя есть братья или сестры?— спросила яКсейдена в следующий раз, когда мы вышли на мат: может, из-за слов Миры, что я о нем мало знаю, а может, из-за собственных противоречивых чувств. В любом случае ему известно обо мне больше, чем мне — о нем, и нужно было выравняться.

—Нет.— Он, удивленный, остановился.— А что?

—Просто спросила.— Я встала в боевую стойку.— Погнали.

На следующий день посреди инструктажа я спросила его с помощью нашей телепатии, какая у него любимая еда. И услышала, как он уронил что-то у себя на галерке, прежде чем ответил:

«Шоколадный торт. Ты ведешь себя странно, перестань».

Я усмехнулась.

На другой день, после того как Тэйрн обрушил на меня совершенно убийственную серию сложных полетных маневров, которые не выдержали бы и многие третьекурсники, мы устроились на горном пике сТэйрном иСгаэль, и я спросила, откуда Ксейден знает Лиама, чтобы проверить, скажет ли он правду.

«Мы вместе росли. Что у тебя в последнее время за вопросы?»

«Я тебя почти не знаю».

«Ты знаешь меня достаточно». Он бросил на меня взгляд, показывая, что с него хватит.

«Недостаточно. Расскажи что-нибудь настоящее».

«Например?» — Он повернулся ко мне в седле.

«Например, откуда у тебя на спине серебристые шрамы».— Я затаила дыхание, ожидая ответа, ожидая что угодно, что могло бы подпустить меня ближе.

Даже на расстоянии в тридцать футов я почувствовала, как он напрягся.

«Зачем тебе?»

Я изо всех сил вцепилась в чешую перед собой. Чутье подсказывало, что это личная тема, но, судя по его реакции, это не просто болезненное воспоминание.