– Эй, ты, Каспер недоделанный! А ну отошел!

Терпение Франца лопнуло. Он бросил медиума вместе с попытками привести ее в сознание, хлопая по щекам, и перемахнул через кружащуюся в воздухе мебель одним прыжком. Зрачки его сузились, глаза зажглись, и темнота уступила бледно-оранжевому свету. Между призраком и Лорой оставалось меньше метра, когда Франц возник между ними, прямо перед ее коляской, и загородил собой. Колени его согнулись, спина выгнулась, клыки выступили вперед из-за поджавшихся, как у зверя, губ. Заслонив Лору, прижавшись к ней, Франц предупреждающе оскалился на призрака и зашипел.

– Лорелея… – повторил призрак снова, но остановился. Кончики его полупрозрачных пальцев зависли у Франца перед лицом…

И вдруг превратились в пальцы женские. Нет, девичьи, маленькие и тонкие, с едва различимыми ранками от иголок и шитья. Края свободной рубахи обернулись подолом изношенного клетчатого платья, а кудри – заколотым пучком.

– Братец?

Этого просто не могло быть. Наверное, ему мерещится… Наверное, то какая‐то отрава, сожженная в чаше вместе с остальными травами, играет с ним злую шутку или же накануне выпитый «Ихор». Ибо не может быть это взаправду. Не может быть здесь души Ханны!

Еще бы немного, и Франц бы понял животный ужас Лоры, тоже забился бы в истерике. Но по всему полотну, из которого было сшито тело призрака, снова прошлась рябь. Лицо его старшей сестры смялось и снова обернулось лицом юноши, а затем раздвоилось вместе с остальным телом, как если бы один дух пытался вытолкнуть второго, чтобы пролезть вперед, втиснуться в тесную кайму испаряющегося дыма. Тот был не просто материалом, из которого призванные медиумом души могли на время соткать себе тела; дым был зеркалом, что отражало в себе прошлое, привязанности и трагедии тех, кто в него смотрелся.

Франц понял это, когда на мгновение из дыма перед ним появилась другая его сестра, Фрэнсис… А затем зазвенели золотые колокольчики, и она, и Ханна, и тот юноша, что преследовал Лору, и даже Джерард Мэнли навсегда исчезли, точно их здесь никогда и не было. Зато медиум стояла там, под разбитым окном, откуда из-за плотно посаженных снаружи вишневых деревьев проникала лишь узкая полоска света. Отражая его, связка колокольчиков в ее машущей руке пела и бренчала, и каждый их задорный «звоньк!» заставлял комнату становиться все тише, светлее и спокойнее.

Приземлились обратно на свои места свечи, гарцующие по потолку, перестала раскачиваться люстра, затихло трещание мороза. Даже свет везде зажегся, правда, не благодаря духам или колдовству – медиум просто щелкнула пальцем по выключателю сбоку от камина. С ее ладоней больше не капала кровь, но свисали белые лоскуты, оторванные от ее собственного балахона, которыми они наспех перевязала раны. «Должно быть, нет крови – нет следа, по которому духи находят дорогу в этот мир», – подумал Франц, ведь в существовании вампиров человеческая кровь играла схожую роль. Она все и всегда возвращает к жизни или наоборот прекращает ее.

– Лора? Лора, все закончилось…

Ее пальцы, скрюченные, все еще отчаянно цеплялись за свитер на его спине. Франц и раньше слышал, как Лора плачет, но никогда не видел этого воочию, еще и настолько близко, как сейчас. Плечи, опущенные, мелко вздрагивали, пушистые клубничные волосы липли к глянцевым от слез щекам. Она казалась такой крохотной, когда сворачивалась клубочком в своем кресле, пригибалась, словно хотела сползти на пол. Франц не дал ей этого сделать, пускай после увиденного ему тоже хотелось забиться куда‐нибудь в угол. Вместо этого он наклонился, обхватил, сгреб ее в охапку и вжал в себя так крепко, будто хотел, чтобы они срослись. Сейчас это желание, очевидно, было обоюдным, потому что Лора прильнула к нему в ответ. В конце концов, срастись и впрямь не так уж плохо. Вдвоем никогда не бывает настолько страшно, как одному.

Утешительный шепот Франца, выдумывающего на ходу всякие глупости о ждущих ее дома хлопьях и горячем молоке, прервался его облегченным вздохом, когда она наконец затихла, а затем суровым голосом медиума из-за его спины:

– Зачем вы солгали?

Медиум и прежде не казалась Францу дружелюбной, но сейчас и враждебной ее назвать было бы преуменьшением. Она по-прежнему стояла посередине комнаты, где уже немного прибрала бардак, и прятала изрезанные ладони в широких рукавах. Рот ее, однако, все еще сочился черным.

– Мы ведь не просто так просим наших клиентов заполнять анкеты перед сеансом, – произнесла она громко. Лора вскинула голову, окончательно придя в себя. – Зачем вы ответили «Нет» на последний пункт, Лорелея Андерсен? Зачем соврали, что никого никогда не убивали?

Франц молчал. Теперь все точно встало на свои места. Та история Лоры с убийством собственного возлюбленного ради ног, которую она однажды растрепала, налакавшись водки, Франца прежде не особо беспокоила. Он вспоминал о ней лишь шутки ради, когда надо было ее позлить, ведь кто из них безгрешен? Лора, возможно, и вовсе из них четверых самая невинная – по крайней мере, она убила всего раз. С такой совестью, а точнее, ее отсутствием, Лора должна была пережить это, как раз плюнуть. Очевидно, он ошибался.

– Я боялась, что тогда вы откажете нам в проведении сеанса… – пролепетала Лора. Она отпустила свитер Франца, впитавший слезы и пошедший грязными разводами от ее голубых теней.

– Правильно боялись, – ответила медиум. – Мы бы и впрямь ни за что не стали проводить аженер, ибо это не просто связь, которую вы устанавливаете с мертвым, но и связь, которую они устанавливают с вами. В таких призывах границу и то, кто перейдет через нее, контролирует медиум, а медиум на сеансе должен быть только один. Когда же присутствует человек, уже испачкавший себя смертью, медиумов автоматически становится двое. Граница тоже раздваивается, и контроль над ситуацией переходит к духам. Вот почему в аженере запрещено участие убийц. Если бы я знала… – Она покачала головой и сказала: – Мы бы просто подобрали что‐нибудь другое. Доска Уиджи, хрустальный шар, маятник, та же психография и психофония… Существует множество альтернатив! Мы ведь живем в Самайнтауне. Если бы Лавандовый Дом не принимал убийц вообще, мы бы все остались без работы.

– То есть вы хотите сказать… – растерянно заморгала Лора.

– Что все это было зря? – закончил за нее Франц.

Медиум подняла несколько разбросанных по полу книг и махнула белым рукавом на дверь. Замок щелкнул.

– Верно. Вам не следовало лгать нам, Лорелея Андерсон. Теперь ваши сеансы пожизненно окончены.

Дорога домой прошла в абсолютной тишине, но стоило Францу переступить порог Крепости, как домашняя, расслабленная атмосфера вспорола образовавшийся между ним и Лорой вакуум, и из него снова полились всякие глупости и