Последнее время она приходила к убеждению, что деревяшканиспослана свыше как одно из чудесных свидетельств существования Всевышнего, накоторые то там, то сям изредка натыкаются счастливчики. Держать эту деревяшку вруке – все равно что испить из хрустально-чистого источника в жаркий день.Держать ее в руках – все равно что насытиться, когда умираешь с голоду. Держатьее… Короче, прикасаясь к ней, Сэлли испытывала восторг души. Кроме того, ее всевремя что-то мучило. Она спрятала деревяшку в нижний ящик комода, под белье,надежно заперла дверь дома, но все же постоянно беспокоилась, что какой-нибудьбессовестный вор проберется в дом и умыкнет (реликвия, святая реликвия)драгоценный обломок. Она понимала, что подозрения ни на чем не основаны.Найдется ли такой вор, который, забравшись в дом, позарится на ничем непримечательный кусок дерева, даже если его найдет? Но если этот вор случайноприкоснется… если звуки, запахи и образы обольют его с ног до головы, какобливают ее, стоит Сэлли сжать деревяшку в своем маленьком кулачке… ну тогда…

Итак, ей лучше уйти домой. Придет, переоденется в шорты имайку, устроится поудобнее и проведет часок в спокойных (или не совсем)мечтаниях, чувствуя, как пол под ногами превратится в покачивающуюся на волнепалубу, слушая, как звери мычат, мяукают, лают, блеют, ощущая ласку лучейсолнца, такого незнакомого, нездешнего, дожидаясь того волшебного момента –Сэлли была уверена, что он настанет, надо только достаточно долго держатьдеревяшку в руке, сидеть тихо как мышь и истово молиться – когда дно огромногодеревянного судна со скрежетом упрется в вершину горы. Она терялась в догадках,за какие подвиги Бог избрал ее для своего всевышнего благословения, ее,единственную из всех верующих, чтобы позволить насладиться великим чудом Егоприкосновения, но раз уж избрал, Сэлли намерена испытать это чудо сполна,поелику возможно.

Она вышла из боковой двери и направилась к школьнойавтомобильной стоянке – молодая красивая женщина, с золотистыми волосами,высокая, длинноногая. Об этих длинных ногах было много разговоров, когда СэллиРэтклифф проходила мимо парикмахерской, гордо вышагивая в туфлях на намереннонизких каблуках, зажав сумочку в одной руке и Библию, испещренную мудрымитрактатами, в другой.

– Господи Иисусе, у этой бабы ноги от горла растут, – сказалкак-то Бобби Дагас. На что Чарли Фортин ответил:

– Пусть они тебя не слишком волнуют. Им никогда не придетсяобнять твою задницу. Их хозяйка принадлежит Господу нашему Иисусу Христу иЛестеру Пратту. Причем именно в такой последовательности.

Парикмахерская взорвалась тогда здоровым мужским гоготом. Аснаружи вышагивала своими длинными ногами Сэлли Рэтклифф. Она направлялась наВечерние Библейские чтения для молодежи, проводившиеся преподобным Роузом почетвергам в своем неведении и своей добродетели.

Но Боже упаси кого-нибудь отпустить скабрезностьотносительно ног или иной прелестной принадлежности Сэлли, когда впарикмахерскую Клип Джоинт заходил Лестер Пратт, а делал он это не реже чем разв три недели, чтобы не допускать беспорядка в своей по военному аккуратнойприческе. Всем до единого в городе, из тех, кто вообще об этом задумывался,было ясно, что он безоговорочно верит в целомудрие Сэлли и спорить с человекомтакого сложения, как Лестер Пратт, не стоило. Он был вполне доброжелательным илюбезным малым, но во всем, что касалось Бога и Сэлли, оставался непреклонносерьезен. Лестер был из тех, кто при случае вырвет руки-ноги остряков откудаони растут и поменяет местами.

У Лестера с Сэлли частенько случались свидания спроявлениями горячей любви и глубокой привязанности, но до высшей точкивзаимопонимания никогда не доходило, поэтому Лестер возвращался домойпереполненный душевным и плотским трепетом, в мечтах о той, недалекой уже ночи,когда ему не придется этот трепет унимать в самый неподходящий момент. Онбоялся только не потопить любимую в своих столь долго сдерживаемых излияниях,когда это в самом деле произойдет.

Сэлли тоже с нетерпением ожидала свадьбы и естественногозавершения сексуального влечения; правда, в последние дни объятия Лестера ужене производили на нее столь сильного впечатления. Она обдумывала, не рассказатьли жениху о деревяшке со Святой Земли, купленной в магазине Нужные Вещи исодержащей столь чудесные свойства, но в конце концов решила этого не делать.Нужно бы, конечно. Чудесами необходимо делиться. Большой грех оставлять их лишьдля себя. Но она была удивлена (и даже несколько испугана) чувством ревностногообладания, рождавшегося всякий раз, когда возникало желание рассказать обудивительном приобретении Лестеру и тем более разрешить подержать его в руках.

– Нет! – закричал детский сердитый голосок, когда онавпервые об этом задумалась. – Нет, это твое! Для него это не будет иметь такогозначения, как для тебя! Не может!

Настанет день, когда она поделится с ним своим сокровищем,так же как и своим телом, но ни для того, ни для другого время еще не пришло.

Этот жаркий октябрьский день принадлежал только ей. Нашкольной стоянке машин было мало, и одной из них, самой новой и красивой, был«мустанг» Лестера. Она постоянно мучилась со своей собственной машиной всевремя что-то выходило из строя в ходовой части – но проблема разрешалась легко.Когда она сегодня утром позвонила Лесу и попросила снова одолжить ей машину(только накануне днем вернула после шестидневного пользования), он сразусогласился подогнать ей «мустанга». Обратно он может и пробежаться, сказалЛестер, все равно они с ребятами решили сегодня поиграть в футбол. Онадогадывалась, что он отдал бы ей машину, даже если бы она ему была нужна, и этоказалось вполне естественным. Она была странным образом убеждена, скорееинтуитивно, чем по опыту, что Лестер прыгнул бы через горящий обруч, если бытолько она приказала, и такое безрассудное обожание вызывало наивную уверенностьв своей неотразимости.

Лес поклонялся ей, они оба поклонялись Богу; все было так,как должно быть и будет всегда, и вовеки веков, аминь.

Сэлли села за руль «мустанга» и, повернувшись, чтобыположить сумочку, заметила что-то белое, торчащее из-под сидения. Это что-тобыло похоже на конверт.

Сэлли наклонилась и подняла его, думая, как страннообнаружить нечто подобное в «мустанге». Лес содержал машину в такой же чистотеи порядке, как свою собственную персону. На конверте было написано всего дваслова, но они вызвали у Сэлли Рэтклифф весьма неприятное ощущение. «Любовь моя»– вот что было написано размашистым почерком. Женским почерком.

Она перевернула конверт. На обратной стороне никакого текстане обнаружила, а конверт был запечатан.

«Любовь моя?» – спросила себя Сэлли и вдруг поняла, чтосидит в машине Лестера, с закрытыми окнами и потеет как нервнобольная. Сэлливключила мотор, опустила оконное стекло со своей стороны и перегнулась черезсоседнее сидение, чтобы приоткрыть второе окно.