Он отщелкивает крепление на горле, обхватывает шлем, поднимает его над собой и отбрасывает в сторону. Трогает свои волосы, лицо. Вся голова на месте. Вполне себе неплохо для призрака.

Джуд открывает контрольную панель на левом наруче и медлит. Вся эта магия вокруг. Больше трех тысяч фауст. Почему, собственно, он еще не мутировал? Почему до сих пор не заперт внутри закольцованного кошмара или не размазан по вогнутой линзе безвременья? А может, ему только кажется, что не заперт и не размазан? И все это – посмертный сон? Ну, если так, то он и подавно ничем не рискует.

Пальцем Джуд выводит на панели команду аварийного снятия доспехов, и, грохоча, слои аврихальковой брони опадают на траву. Сразу становится зябко. Разгоряченное тело под легкой стеганой тканью пронизывает ветром. Ветром и магией.

Оттянув ворот, Джуд заглядывает внутрь. Он бы и в штанах проверил, но комбинезонный крой не позволяет. Впрочем, на ощупь все определенно на месте.

В осанке сверхчеловека происходит небольшое колебание. Он делает шаг навстречу и останавливается, поводя головой и улавливая идущие спереди звуки.

– Я больше не различаю тебя среди магии, но слышу, как ты дышишь. Слышу твое сердце. Разве ты еще здесь?

Предупрежденный свистом рассекаемого воздуха, трансмутант уворачивается от клинка. Почти. На этот раз Джуду удалось его зацепить, и разрез на покатом плече выпускает вниз по руке широкую дымящуюся ленту.

Отшатнувшись, неверно поставив хромую ногу, упав и проворно поднявшись, гигант срывает с лица платок. Джуд вздрагивает от отвращения.

Похоже, восстановительной процедуре не хватило пары недель, чтобы вернуть глазам трансмутанта прежний вид.

Его глазные яблоки налиты кровью и обернуты мутной пленкой, а кожа вокруг – желто-коричневая от полученных гематом. Он смотрит прямо на Джуда, хотя и сквозь сильный прищур, – значит, зрение частично вернулось к нему.

– Ты уцелел. – Он медленно отступает, зажимая рукой сочащуюся рану. – Похоже, мои создатели не совсем заблуждались на твой счет. Ты станешь одним из героев, которые переживут старый мир. Я признаю тебя и твое право, Джуд Эрикдейл Леннокс. Теперь ты волен распорядиться собой как пожелаешь. Я не удерживаю тебя.

– Я не уйду, пока ты жив. Ты знаешь, что обречен. Мы можем покончить с этим сейчас или дождаться, пока потеря крови лишит тебя сил. Выбор за тобой.

Сверхчеловек больше не пятится. Достигнув середины поляны, он, уже не щурясь, взглядывает на чернильное небо. В продолжение глубокого вздоха осматривает звезды, а потом, как бы опомнившись, опускается на колено. Склоняет голову. Джуд становится рядом и протягивает трансмутанту брошенный им платок.

– Будет лучше, если ты завяжешь себе глаза. Иначе в последний момент ты попытаешься уклониться, и удар может получится… неопрятным.

– Я не подведу, – качает тот головой, отказываясь от платка.

– Тебе есть что сказать напоследок?

Трансмутант поднимает на Джуда свои жуткие зрячие бельма:

– Я был свидетелем чудес, которые вам, людям, и не снились. Я слышал гимны светил, приводящие в движение космос. Я пил от незамутненных ключей, бьющих из-под священных корней Ирминсуля. Что такое человеческая жизнь перед лицом этих таинств? Комедия праха.

– Время умирать, – кивает Джуд, занося клинок над мраморными плечами.

– Да, герой, время умирать.

Только сейчас Джуд замечает возле трансмутанта небольшое скольжение света, блестящую грань, укрытую в высокой траве. Аргумент не успевает опуститься, когда приговоренный к смерти выставляет над собой меч. Звенит сталь, и отбитый клинок непослушно танцует в руке Джуда. Он едва успевает парировать следующий удар.

И вновь начинаются кружение и схватка. Джуду никак не удается поймать поток боя, преодолеть разрывы между своими защитами и атаками; получается мозаично, нервно. Похоже, враг был прав: они дерутся слишком схоже, не умея пробить оборону друг друга. Железо скользит о железо опять и опять, не задевая ничьей плоти. Остается держаться, пока потеря крови не измотает противника.

В какой-то момент Джуд пропускает удар кулаком в скулу, не самый сильный, но с него запускается цепочка запозданий. Едва успевает отбить здесь. Едва успевает парировать там. А на третий раз – не успел. Запястье вооруженной руки и часть предплечья обожгло – там лезвие расшило мышцы не до кости, но все же глубоко.

И все. Нагло ударяя по мечу, даже не целясь в Джуда, сверхчеловек выбивает из его рук клинок.

– Ну а ты? – Свободной рукой трансмутант подбирает выпавший Аргумент. – Скажешь что-нибудь напоследок?…

Армия сумрака ждет. Прямые ряды одинаковых силуэтов, скрепленные общим безмолвием, застыли один за другим. Потускневшие латы не блестят, а наоборот, словно притягивают к себе призрачный свет, растворенный в окружающей мгле. Забрала подняты, но вместо лиц под ними только сгустки тьмы. И если начать вглядываться в эти сгустки, то можно очень испугаться, когда один из них всколыхнется, а следом из него покажется острое рыльце морского угря.

Долговязая рыба плавно покидает свое стальное укрывище и, глянцево переливаясь, исчезает в сине-зеленых сумерках.

Нет, эти полые истуканы не дождутся сигнала к атаке. Вечно готовые, но не призванные. И единственным их знаменем так и останется запаянная в полиэтилен транспортная накладная.

Смотреть здесь больше не на что. София взмывает сквозь железные перекрытия и, преодолев несколько слоев мглы, оставляет под собой корабельные руины. Накрененный борт с именем «Регинлейв» служит сам себе надгробием.

Поверхность моря неспокойна. Шумное, морщинистое, свинцово-серое, в рассыпчатых слюдяных бликах.

Забрав вверх, девушка устремляется к порту Камелота. Сквозь борющихся с ветром чаек. Над остроугольными загривками натруженных крановьих шей.

Под ней начинается город. Что-то не так. Зигзаги улиц затоплены людьми. Но люди никуда не движутся. Не взлетают кверху звуки человеческого скопища. Стоячая толпа просто слабо колышется в каменных берегах. Иной раз кто-то падает, опрокидывая заодно и пару соседей. Тогда окружение слабо вздохнет или всхлипнет, а потом снова все стихает.

На высоте третьего-четвертого этажа клубится зыбкая каша из сновидений. Сны душные, неразборчивые, замешанные на боли от саднящих в неподвижности суставов, переполненных кишок и других неудобств.

Вглядываться, укрупнять происходящее смысла нет. Все и так ясно. Марининой формуле наконец-то нашли массовое применение.

Не спят только кошки: настойчиво трутся о равнодушные ноги и принюхиваются к лицам упавших.

Или нет. Не только кошки. На одном из балконов – над облаком сонного марева – стоит женщина. Обеими руками она держит дымящуюся кружку с кофе. В ее тонких пальцах вечная мерзлота, горячая керамика едва прогревает кожу. Ночью накануне она почти не сомкнула глаз. От этого теперь чувство, будто ей под веки попал песок. Комично. Внизу все спят, а ей пока нельзя.